– Логично, – подтвердил следователь Лимакин.

– Олега Туманова на похоронах видел, – продолжил Слава. – Чего-то неладно с ним… Поговорил бы ты, Игнатьич, с Олегом по душам…

Бирюков сделал пометку в календаре, посмотрел на Голубева:

– Тося Стрункина меня заинтересовала. Был кто-то у нее в ту ночь. И не исключено, что Головчанский…

– Я такого же мнения! – воскликнул Слава.

Антон быстро заполнил повестку и протянул Голубеву:

– Пригласи, пожалуйста, завтра Стрункину ко мне. Туманова сам вызову.

Зазвонил телефон. Секретарь-машинистка из приемной подполковника Гладышева сказала, что в отдел только что поступила телеграмма из Николаевки Крымской области. Антон поднялся, чтобы сходить за ней, но Голубев, узнав, в чем дело, быстро проговорил:

– Сиди, я мигом сбегаю.

Буквально через минуту он вернулся, передал Бирюкову телеграфный бланк и удрученно сказал:

– Ну, братцы, дает прикурить Головчанский. В общем, тайна, покрытая мраком…

Из Николаевки сообщали: «Телеграмма № 245 подписана Головчанским А.В. указанием адреса отправителя – пансионат “Солнечный”. Проверкой выявлено: отдыхающий такой фамилией пансионате не появлялся. Интерес представляет, что нашем почтовом отделении второй год употребляются телеграфные бланки белого цвета. Цвет бланка № 245 синий. Это дает основание предполагать: телеграмма отправлена не местным жителем. Оригинал № 245 изъят, отправлен вам авиа. Принимаем меры установлению отправителя. Результат сообщим дополнительно».

– О-о-ох, намаемся мы с этим делом, – нараспев протянул Лимакин. – У Головчанского имелся билет до Симферополя на вечерний субботний рейс из Новосибирска. В Николаевку он должен был прибыть по московскому времени в тот же день. Насколько известно, утром в субботу Александр Васильевич был уже мертв, а телеграмма за его подписью из Николаевки все-таки отправлена…

– По всей вероятности, кто-то основательно спутал карты Головчанского, – перечитывая телеграмму, сказал Бирюков.

– А может, преступник или преступница уже в Крыму и пытается сбить нас с толку?

– Сомневаюсь. Это же явно на след выводит. Скорее всего, Александр Васильевич имел намерение провести отпуск где-то в другом месте и почему-то хотел то, другое, место скрыть от жены.

– Может, из-за любовницы?

– Возможно.

– Но у него ведь билет был куплен до Симферополя и путевка в пансионат «Солнечный»…

– Это и меня в тупик ставит.

– Знаете, братцы, – заговорил Голубев, – я продолжаю вынашивать версию, что Головчанский сам отравился. Понял человек, что запутался в жизни, и…

Бирюков вздохнул:

– Очень, Слава, хочется, чтобы твоя версия подтвердилась. Сам запутался – сам ответил. Но чувствую, что свалилось на наши головы далеко не ординарное преступление.

День выдался таким теплым и солнечным, что даже не верилось в начало осени. За открытым окном кабинета в могучих старых соснах перекликались пичуги, а в кабинете Антон Бирюков вел трудный разговор с Олегом Тумановым, который с подозрительным упорством продолжал отстаивать честь своего бывшего шефа. От внимания Бирюкова не ускользнуло, что за прошедшие со дня смерти Головчанского четверо суток Туманов сильно изменился. Он, казалось, постарел, ссутулился. Усталые глаза смотрели отрешенно.

Потратив впустую более получаса, Бирюков повернул разговор по-иному:

– Олег, скажи откровенно: почему так упорно выгораживаешь Головчанского?

– Я не выгораживаю. Просто не хочу говорить того, в чем не уверен.

– В чем ты не уверен?

– Во многом.

– Неужели считаешь, что из твоих показаний мы немедленно станем делать выводы?