Казалось бы – какое ему дело до её ощущений и чувств, ведь их брак – обычная сделка, не больше?! Да и довлеющий над ним злой рок не даёт гарантий, что пятую жену минет участь предыдущих четырёх.

К тому же, девчонка повела себя неосмотрительно и провоцирующе, вот и надо было показать ей, что всякий поступок имеет последствия.

Так нет, он нянчился с ней, как с хрустальной! И с изумлением отметил, что никогда ещё не получал столько удовольствия, всего лишь наблюдая за эмоциями молодой жены. А в момент соединения и сам словно бы почувствовал её боль. И утроил усилия, чтобы сгладить неприятный момент.

Он мог поклясться, что Есения не притворялась, не боялась, доверилась ему и отпустила себя. И это было... необычно и прекрасно!

А когда морок спал, то пришло осознание. И злость!

Поэтому потом он и повёл себя грубо. Но так даже лучше – раз решил, что не нужно привязывать жену к себе, обязан соблюдать.

И самому к ней привязываться тоже не следует, а то уже промелькнули подозрительные звоночки.

Эти её дрожащие ресницы с повисшей слезинкой, прикушенная от сдерживаемой обиды губа...

Нет, нет, от девочки нужно держаться подальше! И её держать на расстоянии и в ежовых рукавицах, а то можно ненароком оказаться гораздо ближе, чем допустимо для сохранения самообладания и рассудка.

Герцог вернулся на свою половину, по пути разослав слуг с поручениями. И принялся мерить комнаты шагами, ожидая отчёта от лекаря.

- Милорд, ваше парадное платье, - нарисовался камердинер. – Камеристка миледи сообщила, что её светлость будет в голубых тонах. Я выбрал для вас синий камзол и голубой шейный платок. Вы такая красивая пара, милорд!

Джонатан с досадой поморщился – и этот туда же!

Пара...

Какая они пара, если вместе только благодаря стечению обстоятельств и безвыходному положению обоих?

- Неси! – вместо выговора слуге за излишнюю радость, приказал герцог. – Оденусь сам, а ты сходи на половину герцогини, узнай, что там лекарь?

- Слушаюсь! – понятливый камердинер бережно разложил по креслам хозяйскую одежду и ушёл.

Впрочем, недалеко, потому что лекарь уже закончил с герцогиней и явился с докладом к его светлости.

- Ну, что там? – стыдно признаться, но он, герцог Гильермо, ожидая отчёта о здоровье случайной супруги, нервничал так, словно речь шла о дорогом ему человеке.

- С миледи всё хорошо, милорд, - поклонился лекарь. – Я заживил... гм... ранки. И обезболил. Надо сказать, что вы были очень осторожны, герцогиня в прекрасном физическом состоянии. Мои поздравления, ваша светлость, с благополучно свершившимся браком!

- Хорошо, иди, - поморщился Джонатан и покосился на запястье, где брачная вязь уже не полыхала алым, а демонстрировала золотистый узор, а потом позвал камердинера: – Рене!

- Я здесь, ваша светлость!

- Иди в правый коридор и стой у покоев миледи. Как только она будет готова, доложишь мне.

Слуга испарился, а Джонатан продолжил мерить шагами спальню, нет-нет захватывая кабинет и даже гостиную.

Прошло не больше десяти минут, как Рене вернулся.

- Её светлость...

- Я понял. Займись своими делами, - оборвал его герцог и стремительно вышел в коридор.

Есения вместе со служанкой уже стояли у лестницы.

- Хорошо выглядите, миледи, - выдавил из себя Джонатан, предлагая супруге руку.

Соврал – она выглядела не просто хорошо, а чудесно. Нет, божественно! И даже щёчки с румянцем! А как ей идёт нежно-голубой наряд и простая на первый взгляд, но такая элегантная причёска!

Перед глазами мелькнула картина разметавшегося по его подушке золота волос, и герцог поспешно сморгнул, прогоняя видение. А потом ускорил шаг.