Я рассмеялась, глядя на лихорадочные метания моей обычно уравновешенной фрейлины.

– Беатрис, у меня из-за тебя голова кружится. Успокойся. Не хочу, чтобы пошли пересуды по всему дворцу.

Она остановилась, пристально глядя на меня. Мы с ней стали практически сестрами, делясь всеми секретами и иногда даже читая мысли друг друга.

– Вы ничего не говорили мужу?

– Нет. – Я осторожно встала и взяла из ее рук халат. – Возможно, я ошибаюсь. К тому же у меня может случиться выкидыш. Просто хочу удостовериться.

– Во-первых, – она высвободила мои волосы из-под воротника халата и застегнула агатовую пряжку на поясе, – вы вовсе не ошибаетесь. Женщины хорошо разбираются в подобных вещах. А во-вторых, с чего бы у вас мог случиться выкидыш? Вы молоды. В вашем возрасте ее величество, ваша мать, родила…

– Легко, словно кобылица, – прервала ее я. – Да, я слышала, как моя мать через час после родов снова села в седло, чтобы отправиться в Крестовый поход. Но это вовсе не значит, что силой духа я могу сравниться с ней. Не забывай, у нее также было несколько выкидышей.

– Это уже позже, когда она стала старше и ей приходилось переносить многие тяготы. – Беатрис погрозила мне пальцем. – А теперь – никаких больше разговоров, будто можете потерять ребенка! Берегите себя, но вы же не какая-то малодушная фламандская девчонка! И нужно рассказать его высочеству. – Она шаловливо улыбнулась. – В конце концов, он в этом тоже поучаствовал. Мне ему сообщить?

– Нет. Хочу сказать ему сама.

Филипп закружил меня так, что я испугалась, как бы меня снова не затошнило.

– Сын! У меня будет сын!

– Этого мы не узнаем, пока дитя не родится, – рассмеялась я, но он, конечно, не слушал, лишь снова заключил меня в объятия.

– Я немедленно объявлю эту новость! Пусть все возрадуются! У его высочества и ее высочества будет сын!

Порой он напоминал восторженного, полного энтузиазма мальчишку. А когда наши губы слились в поцелуе, я начала понимать, сколь много для нас может значить рождение ребенка.

Филипп раструбил о моей беременности по всей Фландрии и собрал настоящее войско врачей, аптекарей и повитух, угождавших любому моему капризу. Мы отправились в прелестный город Лир, где, по словам докторов, воздух был здоровее для женщины в моем положении. Возвращение в просторный дворец у реки, где я впервые встретилась с Филиппом, подействовало на меня благотворно: с наступлением весны мои недомогания прекратились. Я часами сидела в розовой беседке с забытым вышиванием на коленях, глядя на бесчисленные тюльпаны и бархатцы в садах, простиравшихся до серебристых берегов Нете. Подобного изобилия я не видела со времен Гранады. Казалось, будто богатая земля Фландрии делится со мной своей красотой. И мне это было только в радость.

В конце апреля ко двору вернулся Безансон.

Я не простила ему случившегося с моими дамами, но, пребывая в приятном томлении из-за беременности, лишь облегченно вздохнула, когда архиепископ, поздравив меня, отправился вместе с Филиппом и советниками обсудить деловые вопросы. Когда ближе к вечеру Филипп появился после затянувшейся встречи, чтобы поужинать со мной, я не стала ни о чем спрашивать. Вид у него был усталый и озабоченный, и мне не хотелось его лишний раз утомлять. Так продолжалось несколько дней, пока однажды вечером, придя в дамасте и драгоценностях в покои Филиппа для вечерней трапезы, я не обнаружила его там вместе с Безансоном.

– Думала, сегодня мы сможем поужинать наедине. – Я холодно взглянула на архиепископа.

– Так и будет. – Щека Филиппа нервно дернулась. – Но сперва прошу тебя, сядь, любовь моя. Мы с мессиром Безансоном хотим кое-что с тобой обсудить.