Ему было всего девятнадцать лет.
Филипп протянул ко мне руки. Я прижала ладонь ко рту, и у меня вырвалось сдавленное рыдание. Он крепко обнял меня, и я закрыла глаза, слыша тихие всхлипывания Беатрис.
Мне даже не пришло в голову, что смерть Хуана на шаг приблизила меня к трону.
Глава 9
Миновал 1497 год. В соответствии с кастильскими обычаями мне следовало месяц пребывать в уединении, соблюдая траур. Хотя донья Ана так и не выздоровела окончательно, она настояла на том, чтобы вновь возглавить мое хозяйство. Я с радостью согласилась: хотелось, чтобы в горькие минуты рядом был кто-то знакомый. Поначалу я надеялась, что древний траурный ритуал принесет утешение, но вскоре он стал невыносим, и я позволила Филиппу ужинать со мной и играть в карты: как и любой молодой женщине, мне хотелось отвлечься от многочасовых молитв и черных одежд, которые мне приходилось носить.
Филипп терпеть не мог видеть меня в черном. Он заявил, что я похожа на ворону, и сорвал уродливый чепец с вуалью с моей головы, взъерошил мне волосы, шепча, что ему очень не хватает моего присутствия в зале. После нескольких кубков вина он неизменно становился любвеобилен и принимался нашептывать страстные слова, касаясь губами моей шеи. Донья Ана предупреждала, что я должна отклонять его ухаживания, пока не закончится траур, но в его словах и жестах чувствовалась такая отчаянная мольба, что мне пришлось уступить. Вряд ли стоило считать грехом поиск утешения во плоти, данной нам Богом. Когда Филипп заключил меня в объятия, даже не успев толком раздеться, на мою душу пролился бальзам, какого не могли дать никакие свечи и молитвы. Я решила, что горе больше не должно мешать нашей супружеской жизни и никакие правила над нами не властны. Несмотря на сердитые взгляды доньи Аны, я вернулась ко двору еще до истечения месяца. Время моего уединения завершилось.
Однажды утром в начале мая 1498 года я проснулась от приступа тошноты, заставившего меня вскочить с постели. Не успев добежать до уборной, я согнулась пополам, и меня вырвало на ковер. Вся в поту и чувствуя, как стучит кровь в висках, я снова легла, свернувшись клубком под одеялом.
Видимо, я заснула, поскольку не слышала, как открылась дверь спальни, пока не раздался бодрый голос Беатрис:
– Доброе утро, ваше высочество. Уже одиннадцатый час. Как спалось?
Запах свежевыпеченного хлеба и теплого козьего сыра, доносившийся с подноса с завтраком, обрушился на меня, словно удар дубины. Задыхаясь, я перегнулась через край кровати. Желудок судорожно сжался, но извергнуть уже ничего не смог. Я со стоном откинулась на подушки.
– Да вы больны, ваше высочество! – Поставив поднос, Беатрис поспешила ко мне. – Сколько раз я говорила, чтобы вы не переедали за ужином! Это вредно для пищеварения.
– Ты прямо как донья Ана, – пробормотала я. – Похоже… кажется, у меня будет ребенок.
– Святая Мария! – Глаза ее широко раскрылись. – Вы хотите сказать…
– Да. Похоже, у меня будет ребенок.
Еще не успев договорить, я ощутила теплую волну счастья. Возможно, у меня родится сын – сын Филиппа, его наследник и прекрасная дань памяти моего брата. Я поклялась, что назову его Хуаном.
– Слава Всевышнему! – Беатрис обняла меня и тут же отпрянула. – Но вам нельзя перенапрягаться. Только взгляните на себя – вы же в одной сорочке! Простудитесь насмерть! – Она бросилась к гардеробу за халатом. – Мы найдем вам лучших повитух и самые свежие снадобья. Я слышала, ромашка может творить чудеса. Донья Ана знает, что делать. Подождите, я сейчас ее приведу.