Матушка Фёдора, Ефросинья Андреевна ждала сына. Получив накануне письмо, она знала, что он едет не один. И теперь собирая на стол, они с дочерью гадали, какая же она, эта будущая невестка. Фёдор переступил через порог, с вопросом, — Есть, кто живой в доме? Гостей принимаете?

Женщины шумно бросились к нему обниматься, — Здравствуй, сынок, заждались мы тебя. — проговорила, сквозь слёзы мать.

— Федька, как же хорошо, что ты приехал. А где же обещанная невеста?

Фёдор повернулся к дверям и вывел вперёд застеснявшуюся Анечку, женщины только переглянулись. Они обе ошиблись, совсем не так себе её представляли.

Стоящая перед ними девушка была чудо как хороша собой, тёмные стрельчатые бровки, лучистые синие глаза, нежный румянец на щёчках, пухлые розовые губки. На головке белый пуховый платочек, тёмно-синее пальто в талию и высокие сапожки. Худенькая только.

— Мама, Танюша, это моя Анечка. Прошу любить и жаловать. Анечка, а это моя любимая мама — Ефросинья Андреевна и моя младшая сестрёнка Танюха. Я надеюсь, что вы подружитесь.

— Ну, что же мы на пороге-то стоим, — засуетилась мать. — Раздевайтесь скорее. Сейчас я вас чайком напою. А потом в баньку. Давай снимай своё пальтишко, дочка. — обратилась она к Ане.

Анна, расстегнув пуговицы, медлила, она боялась повернуться к хозяйкам спиной. Фёдор, раздевшись, помог ей снять пальто и повесил его на вешалку. Обнял девушку за худенькие плечики, повёл к столу.

— Мне бы руки ополоснуть, — проговорила Аня.

— Так вон, рукомойник в углу. — отозвалась мама Фёдора, и Анечка повернулась к ним спиной, чтоб идти мыть руки.

— Это, что у тебя? Горб? — поражённо воскликнула Татьяна.

Аня вздрогнула и опустила голову.

— Таня, что ты себе позволяешь? Ты ведёшь себя бестактно? — резко одёрнул сестру Фёдор.

Татьяна опустилась на табурет у окна и только молча переводила взгляд с Фёдора на мать. А Ефросинья Андреевна, поджав губы, собирала на стол. Молчание становилось тягостным. Фёдор подошёл к Ане, успокаивающе погладил её по спине и обняв усадил за стол, потом посмотрел на своих женщин и произнёс, — Да у Ани, есть небольшой горб. Это результат травмы, нанесённой ей в детстве. Но он не мешает ей быть самой красивой и умной девушкой. И прошу учесть, что я очень люблю её, и никому не позволю обидеть.

— Так никто и не собирается её обижать. Давайте-ка лучше пить чай. Анечка, ты с молоком будешь или просто чёрный? — спросила у девушки Ефросинья Андреевна.

— С молоком, пожалуйста, — тихо откликнулась Аня.

— Вот здесь пирожки с ливером. А эти с картошкой и луком, а вот тут с черёмухой. Всё Феденька, как ты любишь, — ворковала мать.

Пирожки были пышными, румяными, с хрустящей корочкой, большим количеством начинки и очень вкусными. Пили чай молча, Ефросинья Андреевна, наливала чай в блюдечко, прихлёбывала его мелкими глоточками с сахаром вприкуску.

— Как ваше здоровье, мама? — спросил Фёдор, чтобы прервать затянувшееся молчание.

— Да, что мне сдеется? Здорова я. Всё у нас хорошо, Федя. Осенью, Танька, вон, собирается меня бабушкой сделать.

— Поздравляю Танюха, а Николай то где?

— Спасибо. А его за новым трактором на завод отправили, сегодня должны пригнать уже. — отозвалась Татьяна.

— Новый трактор — это хорошо. Здорово, просто. — проговорил Фёдор.

— Федя, банька-то уже готова. Если париться будешь, то идтить надоть уже, а то выстынет, — проговорила Ефросинья Андреевна. — Я тут тебе собрала. Квас в предбаннике в банке на лавке найдёшь.

Фёдор вопросительно взглянул на Анну, та согласно кивнула ему.

— Ну, тогда я пошёл. Не обижайте мне Анютку, — и он, взяв, приготовленное матерью бельё, накинул на плечи фуфайку, вышел из дому.