Однажды поздно вечером Сюнгаку Мацудайра явился в резиденцию Хитоцубаси в женском паланкине. Как только он очутился в особняке, тут же попросил разрешения переговорить с Кэйки. То, что один даймё вот так запросто наведался к другому – дело само по себе неслыханное. Заверив сгрудившихся у входа взволнованных слуг, что, поскольку прибыл он инкогнито, никакой необходимости в соблюдении протокола или правил гостеприимства нет, Сюнгаку стремительно исчез во внутренних покоях.

– Я из Этидзэн. Мы встречались однажды возле уборной, – непринужденно представился он и весело поинтересовался, помнит ли его Кэйки. Смех у него был высоким, как у женщины.

Значит, это и есть воевода Этидзэн, подумал Кэйки. Будучи необычным даймё, Сюнгаку представлял семейство, следующее по рангу за «тремя знатными домами» и «тремя благородными домами».[21]

– Смею надеяться, вам уже известно, что я делаю все возможное, дабы увидеть вас наследником сёгуна, – продолжал Сюнгаку. – Однако притом я слишком мало о вас знаю. Так дальше дело не пойдет!

После этого князь Этидзэн пояснил, что он явился сюда втайне от всех именно для того, чтобы повнимательнее присмотреться к Кэйки, и заговорил о нависшей над Японией угрозе, ответом на которую, по его мнению, был старинный девиз «Сонно дзёи» – «Чти императора, изгони варваров». Для предотвращения краха требовалось единовременно решить три задачи: укрепление национальной обороны, снаряжение японских воинов оружием западного образца и единство национального духа. Но даже если удастся достичь все три цели разом, с таким неполноценным правителем, как Иэсада, это ни к чему не приведет. Нужен кто-то еще, человек смелый и дерзкий, который смог бы выступить доверенным лицом сёгуна, возглавить объединение страны и борьбу княжеств с иноземными варварами. И единственная подходящая кандидатура – сам Кэйки Хитоцубаси. Вот почему он, Сюнгаку, горящий желанием спасти нацию, сконцентрировал все свои усилия на том, чтобы сделать Кэйки наследником сёгуна и без устали работал во всех направлениях, заручаясь поддержкой со стороны сановников бакуфу, придворных дам и самых влиятельных даймё. Даже на подкуп шел, по его собственному признанию.

– И все же, – со вздохом заключил он, – я только одну вещь упустил – не сел лицом к лицу с избранником нации и не выразил ему своего глубочайшего уважения.

– Слишком много чести для меня, – растерялся Кэйки.

Сюнгаку провел в беседе с ним два часа и отбыл весьма довольный увиденным: молодой человек, на которого он возлагал надежды, оказался даже более талантливым и умным, чем о нем говорили.

«Что за околесицу он тут нес?» – покачал головой «избранник нации», когда гость удалился. Кэйки нашел его речи абсурдными. Забавно, что люди в поисках вождя обращают взоры к нему, Кэйки, когда он вовсе не желает брать на себя такую ответственность. Похоже, не только Сюнгаку Мацудайра, но и трое даймё из влиятельных княжеств Тоса, Сацума и Увадзима, не говоря уже обо всех патриотах, «людях высокой цели», вплоть до самого ничтожного и неприметного, спят и видят, чтобы Кэйки Хитоцубаси стал наследником Иэсады. Все они убеждены, что, стоит ему занять это положение, несчастья страны испарятся, словно капли росы в жаркий день.

Подтверждением этой наивной веры служит следующая история. После одной из побед, одержанных в борьбе за продвижение Кэйки к власти, Сюнгаку остановился в Тосе, чтобы поделиться радостной новостью с местным даймё, Тоёсигэ Яманоути, впоследствии принявшим имя Ёдо. А произошло вот что: один из членов высшего совета, Тадагата Мацудайра, не устоял под давлением Сюнгаку, принял от него подношение и согласился поддержать кандидатуру Кэйки. Обещание сановника, разумеется, ничего не стоило, но Сюнгаку, вечный школяр-идеалист, легко попался на удочку. Да и Ёдо оказался не лучше: услыхав эту весть, он отставил чашку сакэ, вскочил на ноги и мелодраматично воскликнул: