- Итак, - сказал Герцог, словно разговаривая сам с собой, - я оказался прав, и мои любопытные друзья подслушивали за дверью, - предупредив наши протесты и оправдания, он продолжил: - Вы очень разочаровываете меня своим недоверием и подозрительностью, а ваше вторжение в каюту и вовсе представляется отсутствием всякой воспитанности. И чему я только учил вас все это время?

Он тяжело вздохнул.

- Нам показалось, что вы разговариваете с кем-то о нас, - попыталась оправдаться Катя. – Нам стало подозрительно, и мы лишь хотели убедиться…

- Мы ведь строим отношения на полном доверии, не так ли? Помните, в самом начале мы договорились, что вы доверяете мне, а я доверяю вам, вы исполняете строго все мои указания, а я возвращаю вас в Москву XXI века. Почему вдруг такое недоверие? Может, у меня привычка говорить с самим собой наедине?

Но Герцог лишь казался разгневанным и сердитым. В глубине его ничего не выражающих голубых глаз плескались лукавство и смех.

- Вы ведь вовсе не сердитесь на нас? – спросила я несмело, и мои друзья удивленно на меня уставились.

- В самом деле? – нахмурил он брови, и его глаза еще больше заискрились, но теперь я не была уверена, что там блестел смех, а не сарказм. - Вы так уверены, донна? Должен вам сказать, что вы разочаровали меня больше всех. Вы бы предпочли подслушать и подсмотреть, в то время как Вильям решил сыграть в открытую. Сколько еще раз вы стояли под моей дверью, пытаясь разобрать смысл разговора?

Я онемела, не понимая, как он мог узнать, что я не в первый раз слышала его разговоры, и уж тем более то, что я хотела подсмотреть, с кем он общается. Невольно начинаешь сомневаться, психолог ли он, как утверждает Вадик, или сам дьявол во плоти, как подозревает Катя.

- Ну, мы тогда пойдем, пожалуй? – тихонько поинтересовался Вадик.

- Да нет уж, - раздался голос из отвернутого от нас кресла, возле которого стоял Герцог, - тогда вам лучше остаться, чтобы раз и навсегда избавиться от подозрений.

Мы втроем машинально отступили назад от неожиданности. Из кресла поднялся человек, поразительно похожий на Герцога и вместе с тем разительно от него отличный. То есть все в них: рост, фигура, лицо – было идентичным, но волосы второго были светлыми, густыми, более короткими, уложенными в аккуратные кудри, а лицо, то ли благодаря тому, что волосы были светлыми, то ли просто потому, что этот человек был младше Герцога, казалось моложе. Морщины не были такими глубокими, а выражение лица не таким уставшим. Напротив, он был моложав, его губы улыбались, а не кривились в улыбке, а в темно-карих глазах так и светилась честность. Этот тип вызвал бы у меня симпатию, но в тот момент неожиданность его появления, поразительное сходство с Герцогом и, главное, насмешливая презрительность на лице нашего спутника, следившего за нашей реакцией, испугала нас.

- Зря ты им показался, - бросил ему Герцог, созерцая наш испуг, смешанный со ступором и недоумением. – Посмотри, как напугал. Они же, бедненькие, до второго пришествия не отойдут.

И он рассмеялся своей удачной шутке в одиночестве, поскольку второй, мило улыбаясь, шагнул навстречу к нам и протянул мне руку:

- Вы, как я понимаю, Ольга? Очень рад, наконец, встретиться с вами. Я - герцог д'Эсте.

- Как, и вы тоже герцог? – вырвалось у меня против воли.

Незнакомец с укором посмотрел на Герцога.

- Ты что же, не предупредил их о моем появлении?

- Я не предупредил их о твоем существовании, - поправил его Герцог. – Хотел увидеть еще раз эти удивленные лица, как тогда, в гостиной дома Висконти.