Клара взглянула на нее с сомнением:
– Разве у нас нет документов на детей?
– Есть, но будет лучше, если нам не станут задавать вопросов.
Визы на въезд в Голландию были настоящие, господин Тенкинк постарался. Но вот насчет выездных германских виз Труус не была уверена. Просто предпочитала думать, что и они тоже неподдельные.
– Как я уже говорила, у тебя все отлично получится, – заверила Клару Труус, – просто для первого раза будет легче, если все пройдет на родном языке.
Впрочем, другого раза не будет. Тенкинку удалось выхлопотать эти визы, но принятый недавно закон закрыл границу для иностранцев, так что поездкам в Германию пришел конец. Наверное, Йооп прав: самое большее, что она может теперь сделать, – это взять кого-то из детей к себе, чтобы у них был настоящий дом.
– Страх плохо влияет даже на лучшие умы, – сказала она Кларе.
Вскоре к ним подошел служащий вокзала. Приблизившись, он встал прямо перед ними: немолодой мужчина с пугающе некрасивым лицом – круглым, белесым и комковатым, как тесто. По тому, как застыла Клара, было видно, насколько ей страшно: природный инстинкт подсказывал ей, что надо слиться с фоном и быть незаметной. Нормальная реакция: в Германии все теперь трясутся от страха.
– Вы ожидаете контейнеры? – спросил служащий.
– Да, мы ждем доставки, – негромко ответила Труус.
– Поезд задерживается ориентировочно на час, – сказал служащий.
Труус поблагодарила его за предупреждение и обещала ждать.
Когда тот отошел, Клара наклонилась к ней и с едва заметной улыбкой шепнула:
– Господин Снеговик.
Труус моргнула, отгоняя воспоминания: родительский дом в Дуйвендрехте, лицо матери в окне, стекло, по которому сползает снежок, брошенный рукой мальчика-беженца, мать смеется и дети смеются, стоя возле снеговика, слепленного ими с Труус. Господин Снеговик. Служащий действительно чем-то напоминал снеговика, так что прозвище было дано метко. И еще она узнала о Кларе ван Ланге вот что: увидев человека в форме, Клара испугалась, но не настолько, чтобы не попытаться разрядить ситуацию шуткой.
– Может, попробуешь снять мандраж разговором со служащим, когда тот придет во второй раз, а, Клара? – спросила Труус. – Он спросит, ожидаем ли мы контейнеры, а ты скажешь: «Да, мы ждем доставки».
– Да, мы ждем доставки, – повторила Клара.
Немного погодя появился агент. Труус подождала, пока он не подойдет поближе, чтобы разглядеть его лицо, полускрытое кепи. Нет, это не господин Снеговик, другой.
– Вы ожидаете контейнеры? – спросил он.
Труус, бессознательно нащупав сквозь перчатку рубин у себя на пальце, кивнула Кларе.
– Да, контейнеры, – ответила та.
– Да, мы ждем доставки, – поправила ее Труус.
Глаза подошедшего тревожно забегали, но язык тела остался прежним. Если кто-то и наблюдал за ними со стороны, то ничего не заметил.
– Да, мы ждем доставки, – повторила Труус.
Ей очень захотелось прочесть про себя коротенькую молитву, но даже на это отвлекаться было нельзя.
Колокола Гамбурга начали звонить в шесть вечера.
– К сожалению, из-за хаоса в Австрии доставки сегодня не будет, – наконец произнес агент, и его голос смешался с колокольным звоном.
– Не будет. Понимаю, – произнесла Труус.
Что это: он отменяет выезд из-за ошибки Клары или говорит правду?
Труус терпеливо ждала. Мужчина тем временем перевел взгляд на Клару. Та мило ему улыбнулась. Его лицо немного просветлело.
– Что ж, тогда мы придем завтра, – сказала Труус и, стараясь, чтобы ее слова не прозвучали как вопрос – все-таки не хотелось нарваться на прямое «нет», – добавила лишь крохотное повышение интонации в конце, признание того, что он имеет полное право на неуверенность, услышав неверный пароль. – Моя подруга в Гамбурге впервые. Сегодня я покажу ей город, а завтра мы вернемся опять.