− Мейда-а-а-а! – Вопль, донёсшийся из вороньего гнезда, заставил Вереск подскочить. Она едва не вцепилась в предплечье стоявшего рядом князя. – Ме-ей-да-а!

Тишина взорвалась громогласным «ура!». Матросы кричали и обнимались, юнга выкатил на палубу бочонок рома, боцман сгрёб в охапку долговязого штурмана, кок пронзительно засвистел, засунув в рот толстые, как сардельки, мизинцы, а капитан…

Ладимир сиял, точно золотой дублон. Он улыбался своей особенной мальчишеской улыбкой − широкой, добродушной и тёплой, словно лучи майского солнца − и хлопал моряков по плечам и спинам.

Вереск наблюдала за командой, и душа тонула в сладкой печали с лёгкой ноткой горечи. Какие они все… счастливые. Как рады вернуться домой. К жёнам, детям, матерям, возлюбленным. А она… Она тут лишняя, прямо как пупок на спине. Лишняя и никому, решительно никому не нужная.

И вдруг её схватили за плечи.

 − Смотри! – князь указал пальцем на Восток.

Вереск заморгала. Куда смотреть? Кругом туман, и ничего не видно. Но тут белёсая пелена растаяла, как снег по весне, и она увидела…

Заря догорала, оставляя на небосводе нежно-розовые, голубые и лиловые полосы. Рыжие блики солнца купались в бирюзовых волнах. Вдали темнели скалы, вгрызаясь в горизонт острыми зубьями. Ближе к берегу протянулась гряда пологих, заросших сочной зеленью холмов, за которыми раскинулся густой хвойный лес.

 − Это Мейда, − гордо изрёк Ладимир и вздохнул. – Моя отчина.

 − Ваша земля прекрасна, милорд, − сказала Вереск, опустив глаза долу. Она решила оставаться учтивой несмотря ни на что. Даже если он посадит её в шлюпку и отправит ко всем чертям.

 − Ты её тоже полюбишь, − заявил Ладимир, и только тут Вереск сообразила, что он всё ещё обнимает её за плечи.

 − Полюблю? – Она высвободилась и уставилась на князя. – Но…

 − Никаких «но». Вы будете моей гостьей.

 − Гостьей? Но…

 − Опять «но»? – капитан нахмурился. – Ваш загадочный недуг прогрессирует, и вы забыли другие слова? Или, быть может, вам незнакомо слово «гостья»?

Ладимир снова перешёл на «вы», чем совершенно сбил Вереск с толку. Он в самом деле гневается, или…

И вдруг в ней проснулась гордость. Проснулась так внезапно, что Вереск удивилась сама себе.

 − Я не хочу быть гостьей, − выпалила она, смело взглянув на князя.

 − Отчего же? – капитан скрестил руки на груди. – Вы кого-то вспомнили? Вам есть, куда пойти, к кому обратиться за помощью?

 − Некуда мне идти, − буркнула Вереск. – Но становиться обузой не собираюсь. Если хотите, чтобы я осталась, дайте мне работу!

 − Что? – брови Ладимира поползли вверх. – Работу?

 − Да.

Он захохотал так громко, что снующие по палубе матросы замерли и уставились на них. Вереск поняла, что краснеет, но отступать не собиралась. Она сжала кулаки и вскинула голову, готовая к борьбе.

 − Какую работу, по-вашему, могу я предложить хорошенькой женщине? – спросил князь, утирая глаза тыльной стороной ладони.

Действительно, какую?

 − Ну… я могу чинить одежду, − неуверенно начала Вереск. – Готовить умею… наверное…

 − Наверное? – Ладимир посмотрел с сомнением, наклонился так, что их носы чуть не соприкоснулись, и заявил: − Заключим договор, маленькая коварная сирена. Месяц вы будете моей гостьей, а потом я дам вам работу, если вы не передумаете. Идёт?

 − Неделю.

 − А в вас есть стрежень, милая Вереск, − усмехнулся князь. – Две. И это моё последнее слово, ясно вам?

 − Ясно, − улыбнулась Вереск, довольная маленькой победой: участь приживалки-нахлебницы казалась недостойной и мерзкой.

 − Вот и славно. – Капитан нежно коснулся её щеки и заорал: − Приготовиться к швартовке!