– Новенький?

– Да, ваша светлость.

Казалось, он тут же забыл обо мне, но когда я запер на ночь первую лошадь и ждал возле денника второй, Октобер подошел к ней, похлопал по холке и пощупал ноги. Потом выпрямился и подмигнул мне, как последний шалопай. Я стоял лицом к людям и с трудом сумел сохранить кислую мину. Он, чтобы не засмеяться, достал платок и громко высморкался.

Прямо сцена из комедии «Плаща и шпаги». Только мы оба – дилетанты.

Когда гости ушли, я, поужинав, отправился вместе с двумя конюхами в Слоу, посидеть в баре. После первой кружки пива я поднялся и пошел звонить Октоберу.

– Кто говорит? – спросил мужской голос. После секундного замешательства я сказал:

– Перлума. – Этого, конечно, будет достаточно. Через минуту он взял трубку.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, – ответил я. – На местной телефонной станции нас могут подслушать?

– Наверняка сказать трудно. – Он помолчал. – Откуда вы звоните?

– Из телефонной будки в Слоу, на вашем конце деревни.

Он задумался.

– Вы можете сказать, что вам нужно?

– Могу, – ответил я. – Справочники за последние семь или восемь сезонов и любую возможную информацию по нашим одиннадцати... подопечным.

– Что-нибудь еще?

– Да, но это не по телефону.

Он помолчал.

– За конюшней есть ручей, он стекает с холма. Будьте около него завтра после обеда.

– Хорошо.

Я повесил трубку, вернулся в бар и снова занялся пивом.

– Что-то долго тебя не было, – сказал Пэдди, один из конюхов. – Будешь догонять – мы уже вторую опрокинули. Чего ты делал-то? Надписи в сортире читал, что ли?

– В сортире есть чего почитать, – заметил второй конюх, простоватый деревенский малый лет восемнадцати. – Я даже там многого и не понял.

– Вот и хорошо, что не понял, – одобрительно отозвался Пэдди. В свои сорок он вел себя с молодыми конюхами по-отечески.

Пэдди и Гритс спали на соседних со мной койках. Гритс – настоящий телок, Пэдди же – быстрый, крепко сбитый ирландец, из тех, что все видят и все примечают. Я понял это с первой же минуты, когда водрузил на кровать чемодан и начал доставать из него свои вещи, спиной чувствуя бдительный взгляд Пэдди. Хорошо, что Октобер настоял на полной смене моего туалета.

– Скукота тут сегодня, – уныло протянул Гритс. Но тут же расплылся в улыбке. – Зато завтра получка.

– Да, завтра тут будет народу битком, – согласился Пэдди. – Притащится Супи и вся грейнджеровская компания.

– Грейнджеровская? – переспросил я.

– Ты что, с луны свалился? – с легким презрением спросил Гритс. – Конюшня Грейнджера, на той стороне холма.

На следующий день после обеда я неторопливо вышел из конюшни и направился к ручью, подбирая по дороге камушки и бросая их в воду, будто ради развлечения. Несколько конюхов гоняли позади конюшни в футбол, но на меня никто не обратил внимания. Я шел довольно долго, и наконец на холме, где ручей круто падал вниз в заросшую травой балку, я наткнулся на Октобера, который сидел на валуне и курил. С ним была черная охотничья собака. Рядом лежало ружье и полный ягдташ.

– Доктор Ливингстон, если не ошибаюсь[1], – с улыбкой приветствовал он меня.

– Вы правы, мистер Стэнли. Как вы догадались? – Я уселся на валу рядом с ним.

– Здесь справочники. – Он пнул ногой ягдташ. – И записная книжка. В ней все, что мы с Бекеттом смогли накопить насчет одиннадцати лошадей за такой короткий срок. Но материалы в ящичках, наверное, и так достаточно подробны, вряд ли мы добавили к ним что-то новое.

– Пригодиться может все, – возразил я. – В конверте Стэплтона я наткнулся на одну интересную вырезку – статью о нашумевших случаях с допингом. Оказывается, у некоторых лошадей вполне безвредная пища при проверке на допинг дает положительную реакцию за счет каких-то химических изменений в организме. Я подумал, а не может ли все происходить наоборот? Ну, то есть что некоторые лошади способны превращать допинг в безвредные вещества и анализы ничего на показывают?