– Кто там? – спросила она, ничего не разглядев в дверной глазок.

– Сашка! Открывай! Беда!

Три слова в ответ. Хлестких, болезненных, жестких.

– Витька, ты, что ли?

Ей показалось, это хозяин дежурного магазинчика, что располагался под ее окнами, который вечно ставит свою машину поперек проезжей части и с которым она постоянно скандалит из-за этого.

Витя Ломов. Точно, он. Но зачем он тут? Что ему надо? Может, задел, паразит, все же ее машину, неудачно паркуясь на своей «Газели»? А что мог привезти так поздно? Он никогда так поздно ничего не выгружал.

– Вить, ты? – повторила она.

– Да я, я это. Открывай, беда, говорю!

Саша открыла дверь, уставилась на Ломова. Выглядел тот, как обычно, как будто только что его башкой подметали проезжую часть на проспекте. Заодно воспользовавшись и его штанами и рубашкой. То есть грязный, лохматый, потный. Теперь вот еще и бледный.

– Сашка, пошли! – потребовал Витя и шагнул в сторону от двери. И повторил: – Беда!

– Что без конца повторяешь! – возмутилась Саша и опустила взгляд на свои голые ноги.

Она была в коротких шортах, крохотной маечке, едва достающей до пупка, и босая. Вечер начала сентября не был теплым. Надлежало одеться. А если еще и патрульных ждать для составления протокола. Это на тот случай, что Витька все же впился громадным колесом своей машины в ее бампер.

– Надо одеться, – уточнила Саша. – Что стряслось-то? Машинку мою задел?

– Вот дура-баба! – возмутился Ломов. – Стал бы я к тебе подниматься! Протокол бы составили, тогда и позвали. Не задевал я ничего. Беда… беда с дедом твоим, Сашка.

Господи! Бабка! Она все же достала деда с того света! Она же напророчила, что дед не доживет до холодов.

Саша зажала рот ладонью и минуту смотрела на Витькину косматую голову, которую тот опустил, чтобы не встречаться с ней больше взглядом. И от того, что он не желал на нее больше смотреть, ей стало совсем худо.

– «Скорую»… «Скорую» вызвали?! – прошептала она. И затараторила, хватая с вешалки куртку и вдевая ноги в высокие кроссовки: – Вить, у него сердце в последнее время барахлило. Вить, «Скорую» надо же! Чего молчишь? У него давление или сердце? Вить, чего, а?!

Она выскочила из квартиры в длинной пуховой куртке до голых коленок и высоких кроссовках на босу ногу. Заперла дверь, застегнула куртку на две кнопки снизу и пошла следом за Витькой к лифту. В кабине они встали бок о бок. Он молчал, и она замолчала. Задать ему самый страшный вопрос она все никак не могла. У нее язык не поворачивался спросить, жив дед или нет. Может, все-таки Витька ошибался? Может, не все так плохо? И сейчас она схватит деда за руку, когда его понесут на носилках к карете «Скорой помощи», и…

– Саш, его больше нет, – обронил Витя, когда лифт остановился на первом этаже и двери с металлическим лязганьем распахнулись.

– Что?! – Она шагнула наружу, привалилась к стене, глянула диковато на хозяина магазина. – Что ты сказал?!

– Твоего деда больше нет, Саш. Хотел как-то мягче… – Он замялся, снова низко опуская голову. – Но не приучен я к таким словам. Просто прими это как неизбежность, Саш. Так бывает. Наши старики уходят и…

– Вздор! – взвизгнула она и, оттолкнув его – он загораживал проход, – побежала к подъездной двери. – Он был жив и здоров три часа назад. Он собирался разбирать старые вещи! Мы завтра должны были… весь хлам выбросить! Мы… мы должны были…

Она нечаянно споткнулась о порог и еле удержалась на ногах. Или это Витька подхватил ее под руку, не дав раскроить ей лоб о железную подъездную дверь.

– Остановись, – попросил он тихо. – Отдышись.