Грейс не мешала ему обрабатывать раны, но, едва он закончил, велела ему, вместе с остальными, выйти, оставив ее наедине с подозреваемым.

– Дайте ему хотя бы морфий! – возмутился их настоятель.

– Нет.

Поскольку аббат настаивал, Грейс подошла к нему вплотную и посмотрела снизу вверх, наставив на него указательный палец.

– Его свидетельские показания, данные под действием морфия, не будут иметь никакой ценности, и их можно будет оспорить, а ваш брат теперь является главным подозреваемым в убийстве Антона Сьюйака. Итак, если вы не выйдете отсюда немедленно, я доложу куда следует о том, с каким рвением вы мешали мне вести расследование, и вас привлекут к суду за чинение препятствий правосудию.

В такие моменты Грейс казалось, что полнота добавляет ее словам больше веса, чем если бы она была худенькой. К тому же ее правая бровь начала раздраженно приподниматься, нижняя губа стала тяжелее, а мягкость взгляда ореховых глаз сменилась властностью, с которой не хотелось спорить.

Брат Рори что-то пробурчал. Грейс смерила его суровым взглядом, и он, как и аббат Кэмерон, развернулся и покинул медпункт.

Оставшись одна, она склонилась над Колином, чьи стоны заполнили комнату.

– Что вы сделали с Антоном Сьюайком?

Монах молча покачал головой, прижимая руку к ране на бедре.

– Чем быстрее вы мне ответите, тем скорее доктор даст вам морфий и извлечет из ноги пулю.

На лице молодого человека дождевые капли смешивались с каплями пота от начинавшейся лихорадки.

Грейс ненавидела наблюдать за страданиями живого человека, даже если он убийца. Но она готова была вытерпеть это вызывавшее у нее отвращение зрелище, если это могло привести ее к истине.

– Я… я не убивал Антона, – простонал монах.

– Тогда почему вы убежали? Почему хотели покончить с собой?

Грудь парня прерывисто вздымалась, по щекам покатились слезы.

– Это не я… но…

Словно священник в исповедальне, Грейс не шевелилась, боясь нарушить хрупкость рождающегося признания.

– Колин, расскажите мне, что произошло, и я буду знать, как вам помочь.

Монах икнул от боли и волнения. В его глазах Грейс прочла жгучее желание раскрыть ей свой секрет.

– Я не убивал Антона… но он погиб по моей вине… – пробормотал брат Колин.

Грейс едва заметным кивком подбодрила монаха, приглашая его продолжать.

– Кто же убийца?

– Он выглядел таким симпатичным…

– Кто?

– Тот молодой человек, что жил в деревне последние недели. Я встречал его всякий раз, когда ходил за покупками, и он смотрел на меня так, будто хотел со мной заговорить, но не решался…

Он скривился в иронической усмешке.

– Обычно это я так смотрю на других, и, когда я увидел его в этом состоянии, робеющего, совсем одинокого, меня это взволновало. Я идиот.

Грейс положила пальцы на руку монаха.

– Что произошло дальше, Колин?

– Я подошел и заговорил с ним. Я спросил, почему он так на меня смотрит. Он мне сказал, что его брат Антон много месяцев живет в нашем монастыре и что он не знает, как его повидать. У него был такой печальный вид, инспектор, такой… страдальческий.

– Почему он не пришел прямо в монастырь и не постучал в дверь?

– Это был первый вопрос, который я ему задал; он мне ответил, что его брат сильно поссорился с ним и с остальной семьей. Что он не хотел больше слышать о них. Он мне показывал фотографии, где они были вдвоем, обнимающиеся за плечи, улыбающиеся… и плакал.

– И тогда он умолил вас организовать их встречу, да? Без ведома Антона?

Брат Колин кашлянул и снова тяжело задышал. Грейс ощущала пальцами, как его кожа нагревается из-за лихорадки.

– Да… в некотором роде. Он мне объяснил, что хотел попросить у брата прощения за то, что не поддержал его в споре с родителями. Что хотел прекратить вражду между ними. Что ему его жутко не хватает.