Стоя перед зеркалом, Дженнифер продолжала бороться с непослушным вырезом, поворачиваясь то влево, то вправо. Подняв руку, она взглянула на выпуклый багровый шрам и спросила:

– Как ты думаешь, может, лучше надеть платье с длинным рукавом?

– Болит? – спросила Ивонна, разглядывая шрам.

– У меня вся рука болит. Доктор прописал мне какие-то таблетки. Просто я подумала, что шрам будет…

– Бросаться в глаза? – сморщила носик Ивонна. – Думаю, тебе лучше носить платья с длинным рукавом, дорогая, пока он немного не побледнеет. К тому же сейчас прохладно.

Дженнифер слегка опешила от беспристрастного оценивающего взгляда подруги, но не обиделась. С тех пор как она вернулась домой, мало кто брал на себя смелость прямо отвечать на ее вопросы.

Она аккуратно сняла платье через низ, подошла к шкафу, порылась среди вешалок, достала платье-футляр из чистого шелка и замерла, неуверенно разглядывая его. Оно такое эффектное. После возвращения из клиники Дженнифер предпочитала неброский твид, серые и коричневые тона, но все эти яркие наряды то и дело попадались ей на глаза.

– Что-нибудь такое? – спросила она у Ивонны.

– Какое – такое?

– Я носила такие платья? – собравшись с духом, спросила Дженнифер. – Как я обычно одевалась? – уточнила она, прижимая платье к груди.

– То есть ты хочешь сказать, что и правда ничего не помнишь? – недоверчиво посмотрела на нее Ивонна, доставая из сумочки сигареты.

– Почти ничего, – призналась Дженнифер и присела на пуфик перед туалетным столиком. – Я знаю, что я знаю тебя. Что я знаю его. Я это чувствую, – объяснила она, положив руку на грудь. – Но… я многого не помню. Я не помню, как я относилась к своей жизни. Не знаю, как вести себя с другими людьми. Не знаю… Не знаю, кто я такая, – прикусив губу, закончила она. И, почувствовав, как на глаза навернулись слезы, быстро достала из ящика комода носовой платок.

После долгого молчания Ивонна встала, подошла к Дженнифер и присела рядом с ней на край пуфика:

– Хорошо, дорогая. Я введу тебя в курс дела: ты очаровательная и веселая – просто воплощение joie de vivre[4]. У тебя идеальная жизнь, богатый и красивый муж, который носит тебя на руках, и гардероб, за который любая женщина готова продать душу дьяволу. Всегда идеальная прическа, осиная талия. Ты постоянно в центре внимания на любой вечеринке, и все наши мужья тайно влюблены в тебя.

– Перестань, Ивонна.

– Я не шучу. Фрэнсис тебя просто обожает. Стоит ему увидеть твою озорную улыбку и белокурые локоны, как он тут же начинает жалеть, что женился на этой долговязой еврейской стерве. Ну а Билл…

– Билл?

– Муж Вайолет. Пока ты была не замужем, он, как болонка, ходил за тобой по пятам. Слава богу, что он до смерти боится твоего мужа, а то уже давно бы схватил тебя, перекинул через плечо и был таков.

– Ты мне льстишь, – пожурила ее Дженнифер, вытирая уголком платка слезы.

– А вот и нет. Если бы ты не была такой милой, пришлось бы от тебя избавиться. Но тебе повезло: ты мне нравишься.

Несколько минут они сидели молча, а потом Дженнифер спросила, пристально глядя на пятно на ковре:

– А почему у меня нет детей?

– Последний раз, когда мы с тобой говорили об этом, – удивленно приподняв бровь, ответила Ивонна и глубоко затянулась, – ты сказала что-то вроде того, что «муж и жена должны почаще бывать на одном континенте, если хотят завести детей». Твой муж часто в разъездах, – продолжала Ивонна, пуская идеальное кольцо дыма. – Кстати, вот еще одна причина, по которой я тебе жутко завидую. – Дженнифер смущенно хихикнула, но Ивонна не унималась: – Послушай, дорогая, все будет хорошо. Просто делай все, что говорит тебе этот ваш неприлично дорогой доктор, и перестань изводить себя. Может, через пару недель ты просто в какой-то момент воскликнешь: «Эврика!» – и все вспомнишь. Вспомнишь, как жутко храпит твой муж, какие у вас проблемы с деньгами, какой огромный у тебя долг в магазине «Харви Николс»… Наслаждайся своим неведением, вряд ли оно продлится долго.