− Холодильник мой, что хочу, то туда и ставлю, − стискиваю зубы и рычу, наступая на некогда любимого мужчину. – Свой холодильник купи и тогда командуй!

Хватаю его бутылки с пивом и также разбиваю их в раковине. Муж оторопел. На минуту. Потом хватает меня за горло и припечатывает к стене.

− Ты че наделала, тварь?! Ты разбила мое пиво!

− Сделала доброе дело, а то от этого пива ты уже на пятом месяце будто, − хриплю, пытаясь оторвать от горла стальную хватку. – А молоко для ребенка было…

− А, ты у нас дойная корова, значит. Ты дура, смирись, что детей у тебя больше не будет.

Я подумала, что ослышалась. В смысле, больше не будет? Может, врач ему сказал что−то, чего я не знаю?

− Да потому что я больше не допущу, чтобы ты залетела, мне нахрен не сдались сопливые орущие спиногрызы, − поясняет, и я выдыхаю, насколько могу.

Я и сама больше от него не планирую иметь детей. Вот бы еще развестись уговорить. Я даже квартиру разменять согласна, чтобы больше его рожу не видеть.

− Отпусти…

− Ты еще прощения не попросила за мое пиво, − рычит в лицо, брызгая слюнями.

− Тогда задуши… хоть посадят тебя…

Сразу отпускает. Он видит, что мне не страшно. И ему сразу неинтересно.

− Юр, давай на развод подадим? Я не могу больше с тобой жить.

Я заметаю осколки, когда задаю вопрос. Знаю ответ. Нет.

Квартира в столице, бесплатная кухарка и уборщица в моем виде.

− Давай. Квартиру мне отдашь? – разваливается на стуле и смотрит, как я убираюсь. – Я тоже с тобой жить не хочу. Ты вообще стала никакая, как залетела. Клушка. Вот квартира, машина и счет в банке на меня перепишешь, тогда я подумаю.

− Я же вообще без ничего останусь…

− Ну как, без ничего? Халатик вон, ничешный такой еще… трусишки год назад купленные, поносишь пока.

Закусываю губу. Да, я себе уже год ничего не покупала. Деньги на дочку стала откладывать, ждала беременности. Но даже детскую не стала отделывать, думала примета плохая.

Плохая примета жить с таким, как мой муж. Где были мои глаза, когда встретились четыре года назад?

Работа стала моей отдушиной. Весь день не вижу того, кто сломал мою жизнь.

Утром выхожу из подъезда и сразу к внедорожнику Романа Александровича. Шофер довозит меня до офиса, а потом поворачивается и ждет от меня небольшую сумку−холодильник. Но сегодня нет молока, утром муж снова вылил, ворвался в ванную. Я чувствую себя виноватой.

Марьяша осталась голодной, а смесь так и не берет. Поднимаюсь в офис в лифте и мысль, поехать самой, накормить. Но через час Марьяна сама приехала. Роман Александрович привез дочурку и вызвал меня в свой кабинет.

− К тебе гостья, − смеется мужчина, показывая на детскую переноску, стоявшую на столе. – Хулиганит, без твоего молочка.

− Извините, муж увидел в холодильнике и разбил… − подхожу к столу. Сердце замирает, когда вижу малышку, руки и ноги трястись начинают.

Марьяна изменилась, стала беленькой и с розоватыми щечками. Подросла. Беру девочку на руки и прижимаю к груди. Она сразу начинает разевать ротик и крутить головкой, ища источник своего питания.

Я прихватываю одеяльце, чтобы укрыться от настойчивых мужских глаз. Потому что не могу попросить его уйти, язык не поворачивается. Устраиваюсь на большом диване, и Роман Александрович присаживается, чуть поодаль.

Мне так хорошо становится, когда ребенок начинает энергично опустошать грудь. Поглаживаю маленькое теплое тельце в розовом костюмчике. Рядом сидит отец ребенка, почему−то разглядывает меня. Странно, но он мне не только не мешает, а будто даже успокаивает своим присутствием.

Вдруг тянет руку к моей шее, закутанной в легкий шарф. Я пытаюсь отстраниться, но он успевает сдернуть шарф. Хмурит светлые брови и поджимает губы в негодовании.