— Я буду говорить только в присутствии адвоката, — повторяю уже заученную мантру, хотя сама устала до безумия. Такое чувство, словно из меня все силы высосали, и я ничего не могу с этим поделать. Даже злиться толком не удается, хотя по первой я то и дело представляла, как, стоит мне выбраться из заточения, найду Ангелину и повыдергиваю ее белоснежные патлы по одной волосинке. Сделаю все, лишь бы нанести ей хотя бы долю того вреда, что и она мне.
— Хорошо, давайте ждать вашего адвоката, — тяжело вздыхает мужчина. Он тоже устал. Не знаю, от моего сопротивления или же дело в его нелегкой работе. — А может, пока он задерживается, просто поговорим по-человечески? — следователь откладывает бумаги в сторону, складывает руки на столешнице, смотрит на меня пристально, пронзительно, словно в душу заглядывает. — Знаете? Я много видел таких, как ваша... Ангелина, — тяжело вздыхает, а я напрягаюсь, прислушиваясь к его словам. — Беременные, с идеальной прической, в дорогой одежде. Они всегда падают чуть красивее, кричат чуть громче. И всегда — совершенно случайно — под камерами.
Желудок сжимается. горло словно удавкой сдавливает.
— Но вот что интересно: они никогда не доводят дело до суда. Потому что им не нужен суд. Им нужен спектакль, — пожимает плечами.
Дыхание перехватывает. Даже сглотнуть толком не получается.
— Тогда, что я здесь делаю? — кое-как удается выдавить из себя.
Сердце гулко бьется в груди, грозит вот-вот из нее выпрыгнуть.
— Раз есть заявление, мы должны его отработать. Тем более, ваше дело осложняется доказательствами, — бросает быстрый взгляд на мой телефон, на котором хранятся те самые “доказательства”. Господи, о чем я думала, когда била Ангелину по лицу перед камерами? Похоже, в последнее время кто-то там наверху решил знатно надо мной поиздеваться.
— Вы меня отпустите? — спрашиваю, хотя сама не верю в благополучное стечение обстоятельств.
— Конечно, когда придет ваш адвокат и вы дадите показания. Мне очень интересно услышать вашу версию событий, прежде чем решить, что со всем этим делать дальше, — участливо произносит следователь, но что-то в его словах меня настораживает.
Не знаю почему, но интуиция подсказывает, что дружелюбность человека передо мной напускная, и он просто пытается выполнить свою работу. Вот только мне до ужаса надоело сидеть в этой затхлой комнатушке, на неудобном стуле, из-за которого поясницу начинает потягивать. Не говоря уже о том, что я безумно волнуюсь о своей дочурке. Ее разрывающий душу плач все еще стоит в моих ушах.
Если быть уж совсем честной, то я в любой момент сдамся, потому что больше не могу. Уже даже рот открываю, чтобы рассказать всю правду следователю и будь что будет. Но не успеваю ни слова вымолвить, как жуткий грохот сотрясает кабинет.
— Выйдите! — приказной тон бывшего мужа узнаю сразу же. Каждый мышца в моем теле натягивается.
“Что он здесь делает?” — проносится в голове.
— Кто вы такой? — свирепый взгляд следователя переносится за мою спину в то время, как мужчина поднимается на ноги.
— Олег Викторович, идемте, — еще один мужской голос раздается в комнате.
Невольно оглядываюсь через плечо и замечаю еще одного уже совсем пожилого человека в форме, который маячит за спиной Максима.
“Нет, не оставляйте меня с ним”, — хочется прокричать, когда я краем глаза замечаю, что следователь начинает покидать свой же кабинет. Сомневаюсь, что он доволен таким раскладом событий, но ничего предпринять не пытается.
В то время, как Максим заходит в кабинет, мужчина выходит в коридор и даже дверь за собой закрывает, оставляя меня наедине с бешеным зверем, иначе не получается описать Максима, у которого на щеках играют желваки, а в глазах полыхает яростный огонь.