И только после этого понимаю, что приготовила кофе не для себя, а для Славки. Для мужа.

Сделала так, как любит он.

Он, а не я.

Дрожащими руками беру чашку и выливаю кофе в раковину.

Упираюсь в столешницу, стараясь сдержать слёзы.

Больно так.

Больно…

Больнее от того, что я в принципе никогда не исключала такой вариант развития событий.

Всегда всем говорила, что я фаталистка.

Что я всегда готова к тому, что жизнь может повернуться совсем другой стороной.

Я не то, чтобы ждала, что муж начнёт изменять, полюбит другую женщину. Просто всегда говорила, что допускаю, это может случиться. Как может случится с нами сотня, тысяча иных событий, драм.

Люди склонны думать иначе.

Чаще всего большинство надеется, что их то или иное событие не коснётся.

Что трагедии и беды всегда случаются с кем-то другим.

Споласкиваю чашку. Насыпаю в неё молотый кофе, заливаю кипятком.

Руки всё еще дрожат.

Очень хочется плакать, но я не могу. Хочется, и не получается.

Беру чашку и иду в гостиную, которую почему-то считаю своей комнатой, сажусь в любимое кресло.

Его бы я забрала.

Хотя, зачем? Разве мне нужно будет кресло?

Листаю бездумно ленту в телефоне.

Захожу в мессенджеры, смотрю «сториз».

Кто-то вечно отдыхает. Кто-то выкладывает фото еды. Работы.

Моя Лиза выкладывает фото с шоу. Пары на льду. Знаменитости, с которыми удалось сделать селфи. И почти семейное фото. Отец, она, сестра и Оксана с цветами.

Милое, тёплое фото. Только вот на нём вместо меня - любовница отца.

Дочь знает, что я это увижу.

Зачем тогда выкладывает?

Наверное, какой-то смысл в этом есть.

Хочет показать мне правду жизни?

Ставлю сердечки на все фотографии.

Глотаю горький, терпкий кофе, послевкусие чернослива и орехов, моё любимое.

Закрываю глаза.

В висках стучит.

Сердце пошаливает.

Не стоило пить кофе. Очень хочется спать.

Иду в спальню, переодеваю домашний костюм, натягиваю пижаму.

Уснуть не успеваю – дверь открывается.

4. Глава 3

Он не включает верхний свет. Только ночник. Двигается осторожно.

Можно притвориться спящей.

Можно даже не притворяться, просто лежать и всё.

- Я не сплю, Слав.

Он застывает.

Чуть откашливается.

Ему неудобно?

Неудобно спать на потолке.

А изменять женщине, которую двадцать лет называл любимой – наверное, это как-то иначе.

- Привет. Как ты?

- Нормально.

Это ложь, конечно, мы оба это знаем.

И я знаю чуточку больше, чем он. Самую малость.

Прекрасно понимаю, что назвать моё состояние – нормально – это одновременно смешить и бога, и дьявола.

Ничего у меня не может быть нормально.

И измена мужа тут совсем ни при чём.

Причины иные.

Несопоставимые с изменой.

Мне нужно закрыть глаза и рот.

Сделать вид, что я заснула, засыпаю, сплю.

Утро вечера мудренее.

Не стоит обсуждать то, что произошло сейчас.

Не стоит.

Но…

- Слав, я завтра соберу вещи и уйду. Подам на развод сама.

- Что? Аня, ты…

- Не надо. Всё нормально, Слав.

- Ань, это несерьёзно.

- Что?

Хочется кричать.

Что несерьёзно, что?

То, что ты уничтожил меня? Перед всей страной выставил дурой, идиоткой? То, что все знают о твоих шашнях со Славиной? То, что в кулуарах делают ставки, как быстро мы разведёмся, а вы поженитесь? Беременна она уже или нет? Родится ли наконец у нашего дорогого Славы Доронина сын? Наследник, которого не смогла подарить жена?

Что именно?

Я не кричу.

Ничего не говорю.

- Аня, давай поговорим об этом завтра, хорошо?

Мой муж умный.

Не даром он сотрудник аппарата президента. Очень умный. Да.

И он понимает, что утро вечера мудренее.

И что завтра утром будет совсем другая риторика.

Риторика – его любимое слово.

Политики его любят.

Риторика. По-русски это называется иначе.