Медленно прохожусь по кухне.

Здесь те же столы и стеллажи, те же знакомые до боли звуки: шелест упаковки, глухой стук формы о противень, звон металлической лопатки по краю миски. Кто-то тихо напевает под нос, кто-то в наушниках. Созданный мной мир, как часовой механизм, работает без сбоев. Без меня.

Направляюсь в кабинет. Наш кабинет с двумя столами, двумя креслами, двумя чашками, которые мы с мужем никогда не мыли вовремя.
На его стол не смотрю. Не хочу.

Подхожу к моему.
Там всё на месте — календарь, любимая ручка, тюбик крема для рук, который я так и не забрала.
Открываю принесённую с собой коробку и начинаю перекладывать в неё содержимое ящиков. Аккуратно, без суеты. Каждая вещь как узел. Развязываю, кладу, отпускаю.

Вдруг, совершенно случайно, взгляд цепляется за окно, и я замираю. Перед зданием останавливается машина Андрея.

Первая реакция — паника. Холодный всплеск в груди, бешеный стук сердца. Хочется спрятаться, сбежать, испариться.
Но я сдерживаюсь.
Остаюсь на месте. Просто дышу. Раз, два. Неспешно. Это уже не страх, а его жалкий остаток. Я справлюсь.

Смотрю, как муж выходит из машины. Обходит капот, открывает пассажирскую дверь, как всегда делал для меня, и…

Конечно, Ирочка.

Красивая, изящная, сияющая. Волосы распущены, сумочка через плечо. Новая, брендовая.

Смотрю на неё и уже не чувствую боли. Ни укола ревности, ни злости. Только лёгкую, прозрачную усталость. Как от драматической сцены, которую уже видел сотни раз, и успел привыкнуть.

Между нами всего пара метров. Несколько шагов, один стеклянный барьер и целая жизнь.

Я стою у окна, а они прямо перед зданием. Сейчас они придут сюда, и мне придётся с ними столкнуться лицом к лицу. Что ж... я и это выдержу.

Андрей, как всегда, слишком занят своей любовницей, чтобы заметить жену, наблюдающую за ним из окна первого этажа.

А вот Ирочка меня видит.
Глаза её скользят по фасаду, встречаются с моими — и она улыбается. Не вежливо. Не растерянно.
А с откровенным, жгучим торжеством.
Как актриса, играющая финальную сцену, в которой она побеждает, и зал аплодирует стоя.

А потом Ира прикладывает ладонь к животу.
Очевидный, нарочитый жест. Ни капли сомнения в том, что я всё пойму.
И да, конечно, я понимаю.

Внутри меня больше нет паники, я не чувствую удара и боли. Просто смотрю.

Меня пытаются втянуть обратно в старую игру, а я уже вышла из неё.
Ушла со сцены.
И не собираюсь возвращаться.