Я больше не чувствую себя дома в этой квартире. Сменить замки – это дело принципа, но оставаться здесь на ночь кажется немыслимым. По крайней мере, сегодня.

Слесарь отдаёт мне ключи, объясняет, как устроены замки, и уходит.

Выдыхаю с облегчением. Хотя бы одна проблема решена.

Ира растеряла часть уверенности в себе, да и замёрзла полуголая на лестничной площадке. Ёжится, смотрит на меня с вопросом в глазах.

Она что, надеется, что я пущу её обратно в квартиру?!

Пусть надеется! Меня не разжалобишь. Раз уж она решила быть гадиной, надо держать марку при любых обстоятельствах. Вот ей и урок.

Захлопываю дверь и направляюсь на кухню, когда звонит Галин телефон. Она отвечает, ругается и передаёт телефон мне.

– Саш, ты только не пугайся, но… Андрей попал в аварию. – Витя говорит сдавленно, невнятно, как будто у него рот набит чем-то вязким. Вокруг него шум улицы, голоса прохожих. – Он жив… вроде как. Но мне к нему не подобраться. Здесь полно народу, скорая, полиция…
Слова падают в пространство между нами, как стекло — хрупко, звонко, болезненно. На мгновение тишина становится оглушающей. Всё вокруг замирает — воздух, звуки, мысли. Меня словно молнией вбивает в пол. Внутри не просто испуг, а паника, первобытный страх, распространяющийся из центра груди по всему телу, как взрывная волна.

Каждая клеточка вибрирует, словно я не человек, а натянутая струна. Холод пробегает по позвоночнику. Мир теряет резкость, перед глазами всё плывёт. Становится трудно дышать.

Я ещё не успела привыкнуть к тому, что мы с Андреем больше не вместе. Слово «бывший» до сих пор не укладывается в сознании, не звучит по-настоящему. Это как потерянная часть тела — её нет, но фантомная боль остаётся. Любовь нельзя просто взять и выключить, как свет. Она продолжает пульсировать где-то глубоко, даже если всё остальное умерло. От неё не избавиться по первому желанию — её приходится выжигать изнутри, шаг за шагом, память за памятью. И это невыносимо больно.

Я не знаю, что происходит. Не знаю, в каком он состоянии.

После прошлой аварии он бросил меня, даже не обернулся. И всё же — мысль о том, что с ним могло случиться непоправимое, убивает. Медленно, мучительно. Словно на сердце надели слишком тугой обруч, и он сдавливает всё внутри, не давая ни вдохнуть, ни закричать.

Я не знаю, что делать. Не знаю, что чувствовать. Только одно ясно: мне до сих пор не всё равно.

– Саша, эй! Скажи хоть что-нибудь, не молчи!

– Я здесь. Я тебя слышала. Что случилось?

– Он вёл машину. Судя по всему, гнал на высокой скорости и потерял управление. Врезался в ограждение моста. Сейчас его загружают в скорую, но я вижу, что он разговаривает с фельдшером. Значит, всё не так плохо.

– Как ты оказался на месте происшествия? – спрашиваю мёртвым голосом. Галя стоит рядом, сжимает моё плечо в знак поддержки.

– Андрей бешеный сегодня. Ко всем придирался. Напал на меня ни с того, ни с сего, врезал в челюсть, два зуба теперь шатаются. И губы распухли, еле могу говорить.

– За что? – Я думала, что мой шок не может стать глубже, но оказывается, что невозможного нет. Андрей подрался? Напал на Витю? Это немыслимо.

– Андрей орал, что я настроил тебя против него, что из-за нас с Галей ты отказываешься его выслушать. У него твоя сумочка, так что он догадался, что я привёз тебе запасные ключи от вашей квартиры, и обвинил меня в том, что ты сегодня поехала туда и вышвырнула его девицу на улицу… Короче, я во всём виноват. А потом Андрей вылетел из пекарни, сел за руль и поехал домой. Я пытался его остановить, но он сорвался с места, даже не глядя на дорогу. А минут десять спустя на улице начался затор, и мы все в пекарне как почувствовали, что это из-за Андрея. Вот я и пошёл проверить. Авария на углу Витебского…