Как бы не забыть эту идею… Записать бы…

– Саша, ты меня слушаешь?

– Нет, Андрей.

Я и правда не слушаю, думаю о следующем десерте.
«Иди ты… в дыню». Фруктовый салат.

Внезапно Андрей разражается грубыми ругательствами, что для него нехарактерно. Значит, действительно испугался.

– Так и будешь сидеть с мужененавистницей подругой вместо того, чтобы дать мне шанс извиниться?

– Я видела вас с Ирой в машине. Вы не нуждались в шансах от меня.

– Чёрт… Что ты собираешься делать дальше?! Я не дам тебе развод!

– И это всё, что ты хочешь сказать? А как насчёт того, чтобы поинтересоваться моим здоровьем после аварии?

Его голос немного смягчается.

– Прости. Да, конечно, я хочу знать, что с тобой случилось. Ты ездила в больницу?

– Завтра у меня встреча с адвокатом. Я бы советовала тебе тоже найти кого-нибудь.

­– Я не дам тебе развод, чёрт возьми! Так не поступают, не отсекают людей после двадцатилетнего брака, как будто это пятиминутное знакомство. Ты не посмеешь так со мной поступить! Я ни о чём другом тебе не лгал, не допускал других промахов… Я люблю тебя, чёрт возьми!

Пульс ярости в моей голове оглушает.

Сбрасываю звонок, отдаю телефон Вите и ухожу в спальню.

12. 11

Глядя на ситуацию в ретроспективе, могу с полной уверенностью сказать, что последовать совету Гали было одной из худших идей за последнее время.

Хотя, разумеется, в момент её уговоров всё выглядело не так уж и плохо. Задним умом, как известно, все крепки, но увы — мой задний ум опять не сработал заранее.

Утро выдаётся пасмурным не только за окном, но и внутри меня. После бессонной ночи, проведённой в бесполезных мысленных перебранках с Андреем, я сижу за кухонным столом, вяло ковыряя вилкой в давно остывшей яичнице. Галя вещает — ярко, категорично, с присущей ей театральной страстью и убедительностью.

— Если ты не начнёшь действовать прямо сейчас, Андрей тебя обставит как раз-два-три, вот увидишь! Даже не заметишь, как останешься без квартиры и бизнеса, да ещё и с клеймом «психически нестабильной». А ты этого хочешь?

Не отвечаю, потому что сказать нечего. Пару дней назад я бы только рассмеялась, услышав подобное. Но после случившегося и после вчерашнего разговора с Андреем — ледяного, отчуждённого, как будто мы не прожили вместе столько лет, — я не могу отделаться от ощущения, что под моими ногами пустота. Его голос был чужим, слова острыми, безжалостными, поэтому будущее теперь представляется в форме знака вопроса.

И, может быть, именно это ощущение — неизвестности, обманутости, разбитого доверия — становится последней каплей. Я позволяю Гале увлечь меня своей энергией, своим гневом и решимостью действовать. Поэтому мы отправляемся собирать доказательства неверности и бесстыдства моего мужа, чтобы потом предъявить их в суде.

Моё воинственное настроение на самом деле всего лишь маска. Оно вырастает не из уверенности, а из усталости, гнева и бессилия. Я иду за Галей не потому, что знаю, что делаю, а потому что временно, пока набираюсь сил, позволяю ей управлять ситуацией.

Разумеется, я ни за что на свете не сунулась бы домой, зная, что там муж. Я ещё не до такой степени потеряла инстинкт самосохранения. Однако, по словам Вити — нашего вездесущего и гиперинформированного кондитера, — Андрей с утра появился в пекарне, взъерошенный, с лицом, на котором читалась смесь ярости и похмелья, и теперь терроризирует персонал.

Это открывает передо мной окно возможностей.

Так что я, почти не сопротивляясь, позволяю Гале упаковать меня в такси и повезти на, как она выразилась, «тактическую разведку». Детективная миссия, ага. На деле же — мой личный сеанс унижения с элементами паники.