У Гордея несколько раз звонит телефон, потом начинают сыпаться сообщения. Звонки он скидывает, на сообщения отвечает.

— Тебе не надо быть где-нибудь в другом месте? — бросаю на парня красноречивый взгляд.

— Например? — он поднимает взгляд от телефона.

Ложечкой, которой насыпала чайные листья, указываю на телефон.

— Тебя явно потеряли.

Покровский расплывается в уже ставшей привычной улыбке.

— Детка, не стоит ревновать, ты у меня одна такая.

Скашиваю на Гора глаза:

— Всякое ты нес, но это прямо неожиданно.

— Ты у меня особенная, — тянет нараспев. — Мне никакие другие не нужны.

И показательно переворачивает телефон экраном вниз.

— Как можно к тебе относиться серьезно?

— В этом и суть, — широко улыбается. — Никак.

Качаю головой и ставлю перед Гордеем чашку. Его телефон снова пиликает.

— Да поговори ты уже с девочкой!

— Кстати, это твоя подруга.

— Майя?

— Ага. Выпытывает у меня, трахались мы или нет, — медленно отпивает чай.

— А она что?.. — сажусь напротив.

— Не верит. Говорит, трахались.

Давлюсь чаем.

— В смысле?

Гордей опирается о стену и растирает лицо. Я только сейчас обращаю внимание на то, что выглядит он устало.

— Страшная девушка твоя Майя. Не в смысле некрасивая, а в смысле у меня от нее мороз по коже. Ей приснилось, что мы переспали, и теперь она пытается меня убедить в том, что это не выдумка, а реальность.

— А ты?

— Я ей: другую люблю, не изменяю, не было ничего, не пей больше то вино.

Чашка дергается в руке.

— Другую любишь? — переспрашиваю тихо. — Это кого?

— Тебя!

— Как же ты меня достал, Гордей, — стону. — Детский сад.

Покровский улыбается во весь рот.

— Пей чай и уходи. Со мной ничего не случится, вены не вскрою, из окна не выпрыгну.

— Не могу, Олив, -—отвечает Гордей без насмешки и совершенно серьезно.

Непробиваемый какой-то!

— Что там у вас с отцом?

Покровский закатывает глаза.

— А что, думаешь, только тебе можно ковырять чужие раны?

— Нет там никаких ран, не придумывай, — отмахивается.

— Почему тогда вы с отцом не ладите?

— Потому что я не такой, как ему нужно. Недостаточно внимательный, недостаточно собранный, недостаточно серьезный, недостаточно… Демид.

Все это он говорит легко, но мне кажется, это напускное, на деле такие вещи ранят гораздо сильнее рассказов.

— А ты что? — спрашиваю аккуратно. — Пытаешься соответствовать?

— Нахрена? — искренне улыбается. — У него уже есть один идеальный сын, пусть второй будет Иванушка-дурачок.

Качаю головой.

— Но ты же не такой.

— Тебе-то откуда знать? Ты разговариваешь со мной какой… пятый раз за пять лет?

— Прости, что не звонила все это время.

— Ты и не должна была, Оливка, — отвечает мягко.

— Или должна… ведь ты мне не чужой.

— Перестань, — отмахивается. — Тут нет никого, так что не надо всего этого. В конце концова, если бы я хотел услышать твой голос, набрал бы твой номер сам.

Киваю, соглашаясь.

— Пойдем лучше фильм посмотрим? Мне скинули ссылку на ужастик.

— Ты знаешь мои слабости.

Располагаемся на диване, на колени Покровскому тут же забирается кот.

— Эй, бро, раздавишь! — говорит Гордей, но принимается гладить пушистую шкурку.

Тот урчит, прикрывает глаза. Я искренне делаю вид, что смотрю ужастик, но то и дело поглядываю на своего гостя и кота, устроившегося у него на коленях. Запоминаю…

На середине фильма меня вырубает. Засыпаю я неожиданно и крепко, а просыпаюсь посреди ночи оттого, что затекла рука.

Открываю глаза и не сразу понимаю, где нахожусь. Собственную гостиную признаю не сразу.

В комнате темнота, я накрыта пледом. Поднимаюсь, прохожу по комнатам, но Гордея нигде нет.

Ушел.

Взгляд натыкается на бумагу, карандаши.