Вельсбург открывает склеп. Первым от входа на бетонном постаменте стоит серебристый с золотом гроб с немецкой надписью на щитке:

Итак, Александра Николаевна скончалась восьмидесяти лет от роду[50] в последнем десятилетии прошлого века. С глубоким волнением я поклонился праху той, которая была так близка Пушкину.

О том, как проходила жизнь Александры Николаевны за границей, мы знаем очень мало. Я надеялся расспросить об этом ее дочь, но, как уж было упомянуто, мне не пришлось встретиться с герцогиней Натальей.

В своих воспоминаниях А.П. Арапова упоминает лишь, что, поселившись после выхода замуж в Вене, тетка однажды приняла приглашение на званый обед к голландскому посланнику Геккерну и этим очень огорчила Наталью Николаевну. Рассказывая довольно подробно о пребывании матери у сестры в «Венгрии» (т. е. в неназванных Бродянах) в 1862 году, она ничего не говорит о хозяйке замка.

Некоторые сведения о последних годах Александры Николаевны имеются в воспоминаниях евангелического епископа Пауля Геннриха, который, будучи молодым священником, в течение ряда лет (1887–1896) состоял учителем детей Натальи Густавовны[51]. Он постоянно встречался с ее матерью и, очевидно, ввиду отсутствия православного духовенства, хоронил ее в Бродянах. Однако все свое внимание священник-учитель, видимо, уделял не ей, а ее дочери, женщине, несомненно, очень незаурядной. Последняя хотя и была окрещена (вероятно, в Вене) по православному чину, но по своему мировоззрению являлась скорее лютеранкой. Замковый проповедник считал, кроме того, что она, «как это часто бывает с художественно одаренными натурами, склонялась к пантеизму».

Приходится пожалеть о том, что «старой баронессе» в книге Геннриха посвящено, в общем, немного строк. Описывая свое прибытие 10 ноября 1887 года в замок Эрлаа близ Вены, где жил тогда с семьей герцог Элимар, автор говорит, что за обедом он познакомился «с родителями герцогини – бароном Фризенгофом, изящным старым господином, который состоял на австрийской дипломатической службе и, обладая знаниями в самых различных областях, умел очень интересно говорить, и его женой, бывшей придворной дамой русского двора и свояченицей поэта Пушкина[52]. У нее уже несколько лет был левосторонний паралич. Говорила она обычно по-французски, но немецкому кандидату (богословия. – Н.Р.) все же сказала несколько исковерканных немецких слов».

Характеризуя своих учеников – внука Александры Николаевны Александра и внучку Фреду (Фредерику), Геннрих упоминает о том, что «родители, и в особенности герцогиня, не слишком заботились о детях, которых они в большинстве случаев видели только за столом. Они к тому же зачастую неделями отсутствовали во время поездок. Впоследствии герцогиня сама жалела о том, что дети таким образом всецело оставались на попечении бабушки».

Из воспоминаний А.М. Игумновой мы узнаем и причину материнского недовольства: «В последние годы своей жизни Александра Николаевна не могла ходить, и ее возили в кресле. Внуки выросли при ней, и она, по словам Натальи Густавовны, их очень избаловала».

Как видно, Александра Николаевна, которой в то время исполнилось уже 76 лет, была не очень хорошей воспитательницей. Какие у нее были отношения с властной и решительной дочерью в более ранние годы[53], мы пока не знаем, но о закате жизни Александры Николаевны сдержанный и благожелательный автор воспоминаний говорит не без грусти: «Настоящей близости с матерью благодаря этому у них (детей) так и не образовалось, так как – независимо от разницы темпераментов – старая дама, в последние свои годы ставшая очень чудаковатой [18], не воздерживалась при детях от критики их матери, с которой она часто бывала несогласна».