– Слушаюсь! Первый взвод ко мне! Пошли на свою батарею! – скомандовал Борейко.

На Залитерной было гораздо спокойнее, чем на батарее литеры Б. Ружейные пули сюда не залетали, снаряды попадали реже. Вдоль батареи были разложены костры, около которых грелись солдаты. С приходом утесовцев все оживились. Всю ночь до рассвета артиллеристы приводили в порядок орудия и блиндажи. Звонарев с Лебедкиным, Смекаловым и Юркиным налаживали поврежденный прожектор, электрическое освещение, исправляли водопровод, мастерили козырьки над орудиями для маскировки. Перед рассветом появилась усталая Варя.

– Сережа, по твою душу пришли! – закричал Борейко, увидев ее.

– Я так устала, что валюсь с ног, – пожаловалась Варя. – Высоких умер полчаса назад, Садыков лежит без сознания, у Соломонова сложный перелом обеих ног.

– Жаль Высоких, – вздохнул Борейко. – Идите-ка, прекрасная амазонка, спать в наш блиндаж, – смилостивился он. – На сон грядущий вас перекрестит и поцелует ваш ненаглядный Сереженька.

– Медведь, пощадите, я так утомлена, что не могу вас наградить оплеухой за вашу дерзость.

Звонарев отвел девушку в свой блиндаж.

Работы продолжались всю ночь. Уже засерел восток, когда сон окончательно свалил всех. Люди заснули где придется, подложив под себя шинели или прямо на земле.

– Вставать! Японец лезет на штурм! – оглушительно рявкнул Борейко. – К орудиям, зарядить картечью!

На батарее сразу зашевелились. Солдаты, протирая глаза, бежали по своим местам.

Захлопали орудийные замки, задвигались хоботы орудий. Номера торопливо подносили из погреба картечь и картузы с порохом.

– Готово! – один за другим докладывали фейерверкеры.

– Следи за гребнем; как там появятся японцы-так и бей! Сережа, останешься на батарее, а я буду на наблюдательном пункте, – распорядился поручик.

Звонарев осмотрелся. Солнце едва взошло, в лощинах еще лежала предрассветные тени. Где-то за горой слышалась сильная ружейная перестрелка, прерываемая беспорядочными орудийными выстрелами. Издали доносился протяжный крик – не то «ура», не то «банзай». Когда первая суета улеглась, солдаты настороженно стали оглядываться по сторонам, разыскивая врага. Но ни спереди, ни справа, ни слева никого не было видно.

– Ващбродь, разрешите выслать вперед людей японца постеречь! – попросил Блохин.

Прапорщик отправил несколько человек налево от позиций, а сам вышел на дорогу к батарее литеры Б. Она вся была окутана дымом и пылью, сквозь которую то и дело вспыхивали молнии выстрелов. На подступах к батарее виднелись густые японские цепи, сметаемые картечью. За батареей беспорядочно столпились ушедшие из скопов стрелки. Было хорошо видно, как офицер наспех выстраивал их для контратаки.

– На «литербе» японский флаг! – закричал Блохин.

Среди батареи на бруствере колыхалось белое полотнигде с красным кругом посредине.

– Вашбродь! – подбежал к прапорщику телефонист Юркин. – Поручик приказали идти на выручку.

Не успел Звонарев сообразить, что ему делать, как Блохин и десятка два солдат уже бежали с винтовками наперевес по дороге к атакованной батарее. Артиллеристов нагнала рота стрелков из резерва. Но японцы уже отошли от батареи. Первое, что прапорщик увидел, был раненный в ногу Гудима. Он наскоро перевязывался с помощью своего делщика. Жуковский суетился около орудий, стараясь наладить стрельбу. Потерь не было.

– Счастливо отделались! – превозмогая боль, говорил Гудима. – Стреляли на картечь до последнего, а когда хватились ружей, – то они оказались в казематах, – спасибо стрелки выручили.