– Позвать сюда поручика Борейко! – приказал Жуковский денщику.
– Очень они пьяны, ваше благородие, лютуют страсть как, своего Ивана до полусмерти изувечили невесть за что, – сообщил денщик.
– Когда же он успел в такую рань напиться? – удивился Жуковский.
– Должно, с вечера пьяны.
– Придется подождать, пока проспится. Позови ко мне прапорщика, – приказал денщику капитан.
– Силов моих нет терпеть истязание больше, – захныкал Назаренко. – Самому генералу претензию заявить желаю.
– Подожди, пока я сам с Борейко разберусь, – возразил Жуковский. – Пока ступай и приведи себя в порядок.
– Сергей Владимирович, – обратился он к вошедшему Звонареву. – Тут Борейко напился и набезобразил, надо будет дознание по этому поводу произвести, опросите солдат и Борейко, в чем дело, и представьте при рапорте мне.
– В жизни судейскими делами не занимался. Представления не имею, как его сочинять, это самое дознание. Лучше бы Чижу поручили, он и чином старше Борейко, и, верно, умеет производить дознание, – начал отнекиваться Звонарев.
– Нельзя Чижа: Борейко его не переносит, может скандал произойти. Кроме вас, мне некого назначить. Потом, быть может, вы попробуете урезонить Борейко и уложить его спать. Говорят, озверел от водки.
– Подчиняюсь без особого удовольствия, – нехотя проговорил Звонарев и направился к Борейко на квартиру.
Придя из кухни к себе, Борейко послал денщика еще за бутылкой спирта к ротному фельдшеру.
«Все они – сволочи, воры и жулики. Но горячиться было нечего. Стукнуть раз-другой по морде артельщика с кашеваром, выругать фельдфебеля покрепче и подать обо всем рапорт, требуя смены артельщика и кашевара. Это было бы правильно, а так сам в дураках остался. Назаренко подымет историю! Положим, его давно надо было проучить, чтобы он не зазнавался, но вышло неаккуратно. Хорошо, хоть Родионов оттащил», – мрачно думал поручик, шагая по комнате. Гнев опять поднимался в нем и на себя, и на солдат, и на весь мир.
Денщик вернулся с пустой бутылкой и доложил;
– Так что фершал больше не дадут, сказывали передать, чтобы вы и не посылали.
– Что? – вспыхнул Борейко. – Я ему голову с плеч оборву, если не даст еще, марш! – накинулся он на денщика и опять мрачно зашагал по комнате.
Через минуту денщик вернулся с пустыми руками.
– Я тебе что приказал? – мрачно подошел к солдату Борейко. Тот боязливо попятился к двери.
– Что я тебе приказал? – наседал Борейко. – Как же ты смел не исполнить моего приказания и не принес спирту?
– Не дают больше.
– Не дают, – передразнил Борейко, – так я тебе дам! Марш назад. – И он со всей силой ударил денщика кулаком в лицо.
Солдат громко вскрикнул и выбежал из комнаты.
– Экая скотина! – выругался Борейко и трясущимися от волнения руками налил себе стакан спирта.
Удар Борейко был так силен, что на лице денщика оказалась рваная рана, очевидно, от кольца на руке поручика. Обливаясь кровью, зажимая руками изуродованное лицо, он с трудом добрался до фельдшера.
– В госпиталь надо, там тебе морду заштопают, – деловито проговорил фельдшер, осмотрев пострадавшего. – Сейчас повязку наложу.
В это время вошел Назаренко. Лицо его совершенно распухло и изменилось от удара.
– Денис Петрович! Бог с вами, кто это вас так зашиб? – всплеснул руками фельдшер.
– Не твое дело, знай помощь оказывай, – мрачно буркнул фельдфебель.
– Не иначе, как рука Борейко, – проговорил Мельников, как бы еще ничего не зная о случившемся. – Денщика своего изувечил, надо в госпиталь отправлять. Вам портрет попортил. Не человек, а зверь лесной, одно слово – медведь! Жаловаться на него надо, чтобы утихомирили, на цепь посадили, – разливался фельдшер, бинтуя голову фельдфебеля, и вдруг примолк.