Антон наклоняется ближе и замирает у самых губ, переместив ладонь на шею:

— И тебя никто и никогда не касался, да, отличница?

Ладонь скользит к груди, пальцы ловко расстёгивают пару пуговок на блузке, я вся напрягаюсь, а внизу живота становится тяжело и сладко одновременно.

У меня вырывается глухой стон, когда пальцы Антона стискивают грудь вместе с мягкой тканью бюстгальтера.

Мои глаза вновь закрыты, на губах играет чужое горячие дыхание, по телу прокатываются одна за другой волны предвкушения: обжигающие и ошеломляющие.

Пальцы оставляют грудь, скользят ниже, обжигают кожу даже сквозь ткань блузки, добираются до бёдер. Антон, судя по ощущению, отворачивается, смотрит в сторону своей руки. Ладонь тем временем накрывает внутреннюю сторону бедра и медленно скользит выше.

К тому самому месту, где стало влажно и особенно горячо.

И снова обжигающий шёпот у губ:

— А сама ты касалась себя там?

Я прерывисто выдыхаю, когда Антон едва ли задевает пальцами ткань белья, и мычу что-то отрицательно. Он тоже тяжело выдыхает. А затем окончательно ошеломляет меня тем, что прижимает свои пальцы к ужасно чувствительному сейчас месту.

И происходит такое…

Я задыхаюсь от ощущений, пока Антон всего лишь совершает круговые движения пальцами. Через ткань! Внутри всё накаляется до предела. Изводит томлением. Желанием ощутить что-то неизвестное, но такое притягательное, что нет сил и терпения.

Словно внизу живота закручивается спираль…

А затем меня застают врасплох сладкие спазмы наслаждения, вызывая судороги по телу и полнейшее ошеломление. Будто взрыв.

Это он? Оргазм?..

Отпускает меня не сразу, словно я на некоторое время вообще исчезла из реальности, а когда сладкие спазмы спадают, я с нарастающим страхом осознаю, что это всё действительно случилось со мной. В чужой квартире, на чужой кровати, с Антоном Волковым, который это всё и сотворил.

Своими… пальцами.

О, Господи… Боюсь представить, что будет дальше.

— Всё, отличница. Можешь идти домой.

Что?..

Меня накрывает прохладной волной воздуха, когда Антон в мгновение ока поднимается с кровати. Я смотрю ему вслед недоумённым взглядом. Как всё? А моя девственность?!

Но, очевидно, ему на неё плевать.

Волков останавливается у окна, открывает створку на проветривание и чиркает зажигалкой, прикуривая сигарету. Глубоко затягивается и, подняв лицо к потолку, выдыхает сизое облако дыма.

— Курить вредно, Волков! — сажусь я на постели, ощущая неимоверное раздражение. — Мозговые клетки гибнут.

— У тебя телефон в сумке разрывается, если ты не заметила, — говорит он глухо.

Не заметила.

Я быстро застёгиваю пуговки на блузке, встаю и оправляю юбку. Между ног ощущается дискомфорт, но я заставляю себя не зацикливаться на нём и иду к барной стойке за сумкой. Проверяю телефон: мама. Где-то с десяток пропущенных вызовов.

Нехорошо.

Перевожу взгляд на Волкова, который теперь стоит ко мне лицом и наблюдает за мной насмешливым взглядом, и спрашиваю:

— То есть ты не намерен со мной спать?

— Нет.

— Но…

— Ты знаешь, где выход.

Я поджимаю губы, бросаю телефон обратно в сумку и, развернувшись, иду к входной двери.

Нет, он просто невыносим!

6. Глава 6

Антон

Я вхожу в зал, где оглушительно долбят басы и играет цветомузыка, и останавливаюсь у перил внутреннего балкона. Смотрю вниз, на квадратный танцпол: целый парад вампиров, привидений и прочей нечисти, которые олицетворяют такой праздник, как Хэллоуин. Бред несусветный.

Отталкиваюсь от перил и иду вниз. По дороге встречаются знакомые девчонки, лукаво улыбаются мне, кто-то целует в щёку — все сплошь и рядом сексапильные кошечки да ведьмы. Фантазии совсем нет. Я добираюсь до барной стойки и заказываю себе колы. Осматриваюсь. Самое ненавистное в моём деле — это подыскивать новую клиентуру. Но никуда не деться, приходится мириться с неизбежным.