Непрошеная мысль о том, что Алекса и Кейн стали бы отличной парой, разъедает внутренности подобно кислоте: красивые и успешные, к тому же Кейн прекрасно ладит с ее отцом, и у нее нет брата, с которым они что-то не поделили. Я гоню ее вместе с глубоким выдохом и, чтобы отвлечься, сажусь на шезлонг и беру в руки солнцезащитный крем. Из-за смуглой кожи я никогда не обгораю, но сейчас мне необходимо чем-то занять себя, чтобы избавиться от внутреннего тремора.

Чересчур тщательно намазав руки и ноги, замираю с тюбиком в руке, но, услышав заливистый смех Алексы на несмешную ремарку Кейна о том, что сумма, потраченная на празднование ее дня рождения, приравнивается к ВВП небольшой страны, решительно разворачиваюсь и трогаю его за колено. 

- Не намажешь мне спину?

Смех Алексы обрывается, словно перед ее лицом опустили звуконепроницаемую ширму. Кейн поворачивается ко мне, и даже через темное стекло очков я вижу ощутимое недовольство его взгляда, но стоически удерживаю его, хотя внутри все переворачивается. Если он мне откажет, не знаю, как я это переживу. Наверное, закроюсь в каюте наедине со своим унижением и не выйду до конца мероприятия.

Губы Кейна сжимаются в упрямую полоску, и он, одновременно с моим бесшумным вздохом облегчения, забирает крем у меня из рук и кивает:

- Повернись.

Пряча торжествующую улыбку, я разворачиваюсь к нему спиной и поднимаю волосы, впитывая прикосновение прохлады крема на своих плечах. В его касаниях нет ничего чувственного или нежного, скорее, движения походят на медицинский массаж: точные и выверенные, но в данный момент мне достаточно и этого. Я одержала свою очередную маленькую победу и планирую ей наслаждаться. Когда моя спина оказывается полностью защищенной от ультрафиолета, раздается звук защелкивающейся крышки тюбика, и вместе с ним ладонь Кейна болезненно сжимает мое плечо, давая понять, что мой экспромт не остался без его внимания.

- Тебе тоже не стоит пренебрегать защитой, - говорю как можно ласковее, следуя созревшему плану. - Солнце становится все агрессивнее. Если хочешь, могу намазать тебя. 

Я намеренно не предпринимаю попытки дотронуться до Кейна, понимая, что не стоит дважды испытывать удачу, и предоставляю ему возможность отказаться. Ответом мне становится пристальный взгляд из-под очков, словно он пытается выяснить, какие мотивы мной движут, после чего Кейн вновь откидывается на шезлонг и негромко произносит:

- Может быть, позже.

20. 20

- Я отойду ненадолго, - трогаю Кейна за плечо и резко поднимаюсь. Алекса вот уже минут двадцать, не замолкая, рассказывает о своих буднях фотомодели: о том, как холодно сниматься у воды в ноябре, что после фотосессий она обязательно идет на массаж, чтобы размять одеревеневшее от бездействия тело, и о том, какими капризными бывают фотографы. И хотя Кейн не принимает активного участия в беседе, лишь изредка кивает и вставляет короткие замечания, я чувствую поднимающееся раздражение от того, что он готов слушать всю эту чушь, а на беседу со мной выделяет всего пару скупых фраз.

Навестив туалет, я поднимаюсь в бар и, взяв бутылку воды, иду к поручням, откуда открывается отличный вид на нижнюю палубу. Кейн по-прежнему лежит, закинув руки за голову, а Алекса, ободренная моим отсутствием, полностью развернулась к нему и теперь активно подкрепляет свой рассказ жестикуляцией. 

Я прослеживаю глазами тело Кейна: твердый рельеф бицепсов, мускулистый живот и длину вытянутых ног, и ощущаю знакомую щемящую боль в левой половине груди. Осознание того, что я по-прежнему люблю его, приходит неожиданно и неумолимо, как бурный летний ливень. Одна секунда, и ты стоишь растерянный и полностью мокрый. Я думала, это чувство исчезло с годами, стерлось моей обидой, но вот оно, воспряло, словно феникс из пепла, всего за неделю близости к нему.