– Командировка у меня месяцев на семь-восемь, потом вернусь за тобой, и мы уже вместе уедем в Москву. Мне здесь хорошую работу предлагают.
Думаю, что последние слова вернули её, почти убитую новостью о длительной разлуке, к жизни и дали ей хоть какую-то надежду.

– Может, мне самой к тебе в Москву приехать, Эльдар, чтобы попрощаться и проводить тебя? Я же целый год тебя не видела и сейчас ты надолго уезжаешь… – робко спросила она.

– Нет, родная, ты не успеешь. Я завтра улетаю. Мы с тобой столько пережили и переждали – потерпи ещё немного, Асенька. Обещаю, это наша с тобой последняя разлука. Я буду тебе звонить, но, наверное, нечасто. Жди меня.

В первые три месяца после отъезда я исправно звонил раз в неделю, потом… потом, к своему стыду, постепенно перестал звонить совсем. Не понимал, что Ася будет сходить с ума, без конца названивая Борису, моему московскому другу, с которым я до отъезда жил в одной комнате в общежитии. Тот и сам не знал о причине молчания, вообще не имел никакой информации обо мне и каждый раз как только мог успокаивал её. Меня можно осудить за страдания Аси и тот, кто это сделает, будет прав. Ася, наверное, пыталась связаться и с Сабиной, но в Нальчике она с тёткой переехала на другую квартиру, поэтому новые жильцы тоже ничего не знали.

На месте Валиды Мустафаевны осторожно объяснил бы внучке, любившей мужчину больше жизни и верившей ему, как богу, что в жизни бывает всякое. Что он, может быть, разлюбил её, а теперь не находит в себе мужества честно объясниться с ней. Возможно, именно эта мысль часто приходила к умудрённой жизнью пожилой женщине, но Ася меня по-прежнему ждала, хотя все сроки возвращения из заграничной командировки вышли. Я по-прежнему не появлялся ни в Москве, ни у Аси. По-прежнему не отвечал на её письма, не звонил. А Борис уже избегал её звонков, не представляя себе, что придумать для её утешения в очередной раз.

– Не приехал он, Асенька, и не дал о себе знать… Я правду тебе говорю, – отвечал Борис, жалея девушку, а сам на чём свет стоит ругал меня.

Я звонил ему из Сингапура и просил никому и ничего не сообщать.

– Скажи, что ты вообще обо мне ничего не знаешь. А хочешь, скажи, что уехал в Америку работать по контракту. Ну а там, якобы, со мной что-то приключилось. Придумай сам что-нибудь правдоподобное, скажи, например, что твой друг пал смертью храбрых, – от неудобства сложившейся ситуации я прикрывался неуместной шуткой, хотя на самом деле мне было совсем не смешно.

– Это ты, что ли, храбрый? – насмешливо, не сдерживая своего раздражения, сказал Борис, хотя отношения между нами всегда были как братские, и я летал почему: ему было обидно за Асю, с которой я поступал как никогда жестоко.

– Чего ты прячешься от этой несчастной? Неужели не можешь прямо сказать своей глупой девчонке, чтобы не ждала тебя?

– Как я ей такое скажу? – растерянно спрашивал я.

– Очень просто – не ты первый в такой ситуации оказался. Только человеком надо оставаться при любых обстоятельствах. Скажи этой Пенелопе наивной, чтобы не ждала тебя напрасно, чтобы устраивала свою жизнь. Вот это было бы по-мужски и по-человечески.

– Ладно, хватит тебе меня воспитывать, можно подумать, сам такой правильный, – понимая, что абсолютно Борис прав, всё же огрызался в ответ. В общем, скажи Асе про Америку, понял?

– Ага, скажу ей, что тебя их индейские племена нашли, съели и отравились. Хотя нет, они не едят людей, да и живут в резервациях… Лучше передам, что ты с небоскрёба упал и насмерть разбился, – продолжал возмущённо иронизировать Борис. – Да что же это такое с тобой, Эльдар! Не хочешь к девушке возвращаться – не возвращайся. Ася молодая, красивая, она одна не останется, не переживай за неё, просто освободи от бесполезного ожидания. Зачем тебе эти американские фантазии, скажи ей обо всём как есть, не обнадёживай девушку. Пожалей Асю, она очень переживает. И что ты там застрял, в этом своём Сингапуре? Резидентом стал, что ли, какие у тебя там тайны?