— Пятнадцать лет коту под хвост. Маленькая дрянь! — наверное, если бы я не получила обжигающий удар по шее, так бы и уворачивалась от незаслуженных действий, но банальная боль меня отрезвила. Или скорее разозлила. Во мне откуда-то взялась недюжинная сила, судя по тому, как я выдернула скакалку и толкнула в ответ бабушку.

— Ты… да что ты себе позволяешь?!

— Выйди отсюда! И никогда… никогда не смей меня бить! Мне уже не пятнадцать. Я дам сдачи и не посмотрю, что ты старше!

— Ты мне дашь сдачи? — смеясь, произносит она и тут же вырывает из моих рук скакалку. — Да я тебе сейчас так задницу отобью, что в ближайшие две недели на нее не сядешь. И да, скакать на чьем-то члене тоже не получится. Сдачу она мне даст, сопля недоделанная.

Если бы я смотрела на все это со стороны, то однозначно подумала бы, что это сон. Дурацкий сон, где бабушка снова замахивается на меня скакалкой, а я в очередной раз уворачиваюсь и все же отталкиваю ее куда-то в бок. Какое-то мгновение она пошатывается, но снова выпрямляется и со всей силы бьет меня тыльной стороной ладони по щеке. Никогда… никогда меня не били по лицу. Это даже не так больно…, как обидно.

— Ответь своему несостоявшемуся ухажёру так, чтобы вот этого всего, — указывает глазами на скакалку. — Больше не было. Еще раз поднимешь на меня руку –получишь в ответ так, что забудешь, как тебя зовут. И иди умойся, выглядишь сейчас как самая настоящая шалава.

Словно парализованная смотрю на то, как она достает из кармана телефон и кидает его на мою кровать. А потом разворачивается и до омерзения медленно идет к двери. Несколько секунд и я все же беру в руки телефон, в надежде понять, что так могло ее разозлить.

«Знаешь, Зайка, кажется, две недели я не дотерплю, и глубокую… очень глубокую пальпацию мы будем проходить уже в конце этой недели. Кстати, а ты когда-нибудь целовалась или этому тебя тоже придется учить?»

***

Ненавижу! Кажется, это единственное слово, упорно крутящееся в моей голове. Хуже всего, что я ненавижу всех троих. Себя, за то, что такая никчемная, бабушку, за то, что посмела меня ударить, и его. Если бы не он, по сути всего этого бы не было. Да, сейчас я бы выслушивала нравоучения по поводу внешнего вида и прочее. Но чтобы избить скакалкой, да еще и вдогонку получить пощечину, от которой спустя два часа полыхает лицо — нет! Нет!

Она бы так не поступила. Никогда мне не было так обидно. Тысячи раз она меня унижала, но, чтобы так… И ведь не докажешь ровным счетом ничего. Я во всех ракурсах шлюха! Полтора года… Нет, плевать на красный диплом! Я справлюсь. С первой зарплаты сниму комнату, а стипендии точно хватит на картошку. Да, и буду есть ее жареной! И сосиски раз в неделю буду покупать. Такие же вредные, как и жареная, жирная картошка!

— Картошка, бабуля, а не картофель! — сквозь истерический смех произношу в мокрую от слез подушку.

И сутулиться буду, и ноги под себя подгибать, и ночью свет не выключать, и конфеты! Конфеты буду есть, когда захочу! Да много чего буду делать! Вскакиваю с кровати и быстрым шагом иду в коридор. Убираю разбросанные вещи в сумку и под абсолютную тишину возвращаюсь в комнату. Достаю конфеты и, ничуть не задумываясь, съедаю все три. Хотя, с конфетами, конечно, будет проблема, их мне точно не на что будет купить. Ну и ладно, чай с тремя ложками сахара буду пить, чтобы слиплось все.

Подхожу к зеркальному столику, включаю светильник и начинаю рассматривать себя в зеркале. Балда! Просто самая настоящая балда! Два часа солила подушку, в то время, как надо было прикладывать к щеке лед. Ладно бы просто красная была, так, нет же, царапина от бабушкиного кольца и уже почти синяк! Быстро бегу к морозилке и, схватив первый попавшийся пакет с чем-то замороженным, прикладываю к лицу. Синяк, равно как и царапина от кольца точно никуда не исчезнут. Как я пойду с этим на первую рабочую субботнюю смену? А как завтра я появлюсь на занятиях?