На веранде гулял привычный Тунисский ветерок, пахло кальяном и морем.
- Вечно ты сгущаешь краски, - услышала я русскую речь без акцента за соседним столиком, - придёт, никуда не денется.
Усилием воли я заставила себя не смотреть в ту сторону. Любопытство просто раздирало. Если это были люди из посольства, то они могли меня элементарно узнать. Нас было всего четверо студенток-практиканток, и мы были на вес золота. Кто только нас не обхаживал и какие только прозрачные намёки не делал. Больше всего от этого выигрывала любительница сладкого, а и всего остального, Ленка Колмыкова. Она обещала, щурилась, ослепляла, рисовала перспективу и всегда просила поверившего её призрачным обещаниям, да хоть водителя посла, купить пожрать. Стипендии не хватало, что уж там, мы же копили валюту, как и все остальные. Шоколад, печенье, финики и, конечно, консервированная ветчина из посольской продуктовой лавки. Нам от Ленкиных успехов мало перепадало, так как никому никто не мешал клянчить и артистично вводить в заблуждение персонал посольства, а это труд и риски.
- Сами старайтесь. У вас, что, языков нет, или жопой крутить не умеете?
Ленке пришлось, правда, пару раз отступить, так как вскрылся обман, и источник снабжения мог иссякнуть. Да, непросто доставались валютные накопления.
Спать с иностранками запрещалось вплоть до высылки из страны, развлекаться с родными студентками считалось делом как бы наказуемым, но возможным и даже допустимым, то есть за это ничего страшного, кроме выговора, если жена напишет кляузу, не грозило. Но жёны кляуз не писали, это им грозило не меньшими неприятностями, так как на заграничной карьере мужа строился весь хрустальный замок советского респектабельного бытия. Истерили дома или на природе, если боялись прослушек.
Когда я садилась за столик, никаких русских или на них похожих рядом не было. Точно не посольские. Там меня знала каждая собака.
Официант принёс кофе и маленькое пирожное, колечко с фисташковой начинкой, в качестве комплимента. Я сказала ему номер комнаты на французском. Если бы я заговорила на арабском, то вызвала бы ненужные восторги. Тунисцы всегда несказанно радовались, когда я говорила по-арабски и задавали всякие вопросы, где да как я его выучила и прочее. А мне нужно было, чтобы официант сразу исчез.
И всё-таки я мельком взглянула на столик с русскоговорящими мужиками. Незнакомцы, но не блондины, а смуглые. По виду определить национальность опять не получалось, как с тем парнем из лифта. Кстати, симпатягой.
Я прислушалась. Зачем им между собой по-русски-то говорить и палиться, если они на задании? С чего это они на задании? Или они меня проверяли? Но они молчали. Сидели и молчали. Через стекло веранды виднелись часы на ресепшене. До семи оставалось минут двадцать. Я допила кофе и пошла в номер.
[1] Сделано во Франции (пер. фр.)
3. глава 3 Встреча
ГЛАВА 3. Встреча
По телевизору показывали «Человек-оркестр», старый французский фильм с легендарным Луи де Фюнесом, ещё одним невероятным актёрским талантом, который меня потряс ещё в детстве. Я немного отвлеклась от волнительного ожидания, а время шло и перевалило далеко за семь. Тут мне пришла мысль, что те двое с веранды вполне могли поджидать моего Хакима по своим непростым делам, не имея никакого понятия о том, что будущий профессор, точнее, препод в их универе, шёл на деловую встречу с иностранкой, выписанной из будущего.
Я призадумалась. Если Хаким не появится, и я не смогу его найти в универе завтра же, то моё пребывание здесь принимает другой статус, то есть полный неизвестности. Я доедала финики и тупо смотрела не в телевизор, а на электронные часы фирмы Seiko, висевшие на стене.