На самом деле я знала, где он жил – в районе вилл, почти у моря. У него и телефон там был, но я, конечно, его не помнила.

Я спустилась вниз, взяла такси и поехала в район вилл. Решила, что появление Майкла было подсказкой, а Хаким по каким-то не зависящим от него причинам прийти ко мне не смог. Тут я вспомнила про тех двоих на веранде и убедилась в ходе своих рассуждений. Поехала исправлять ситуацию, короче.

Память не подвела. Я стояла перед так хорошо знакомым домом с синими окнами, построенным в духе двадцатых годов прошлого века. В окнах горел свет.

Мы шли по развалинам Карфагена уже почти тёплым мартовским вечером. Для Африки, может, и не совсем тёплым, но для моего климата, он был просто июньским. Июнь у нас всегда прохладный и дождливый.

- Ты из семьи русских эмигрантов? – спросила я Майкла, не потому, что умирала от любопытства, а просто, чтобы поддержать разговор.

Мне пришлось напридумывать девчонкам опять всякой ерунды, намекая на связь с женатым Самохиным, у которого жена уехала рожать в Москву. Поверили с трудом, а Ленка уже приготовилась строить планы, чем бы меня пожёстче зацепить, чтобы я не забывала, что в дом можно принести кое-какие съестные трофеи, раз уж они помалкивают и отпускают её на такое сомнительное свидание. Коробочку с пирожными, например.

- Да, я потомок контр-адмирала Беренса. Ты в курсе, что в 1920-м Царский Черноморский флот пришёл в Бизерту?

- Сюда? В Тунис? – я искренне удивилась.

Откуда мне было знать? В советских учебниках по истории такого не писали, а всё, что было связано с царской армией и флотом было спрятано и убрано из библиотек.

- В двадцатом Беренс стал командующим морскими силами России на Тихом океане.

- У Колчака? – я начинала что-то смутно вспоминать.

- Да, умница. Потом у Деникина и Врангеля командовал Керченской военно-морской базой.

- Как его звали? Беренса.

- Михаил, как и меня. Бизерта – это последняя гавань Российского флота. Мы съездим туда, если захочешь. Приятный городишко.

- А мой родной дед участвовал в Московском восстании 1917 года и был коммунистом. Бабушка вот подкачала. Она из дворян. Мезальянс, но очень счастливый.

- Почему тебя назвали Исидорой? Совсем не по-коммунистически.

- В честь моей прабабки. Ещё вопросы?

Он обнял меня и поцеловал. Неожиданно, страстно, безумно, без всяких оглядок и ненужных рассуждений. А что я? Он мне нравился. Да ещё и в Тунисе, на фоне этого самого Карфагена. Представила себя финикийской красавицей во времена расцвета Средиземного Новгорода, если перевести слово Карфаген на русский, в объятиях какого-нибудь известного мореплавателя, грозы и защитника известнейшего города древности. Там невозможно абстрагироваться от того, что ходишь по легендарной земле. Город осязаем, стоит прямо перед тобой, можно потрогать колонны и каменные основания зданий, надо только немного воображения и той самой возвышенности чувств, когда рядом человек, к которому начинаешь испытывать влюблённость.

Понятное дело, что вернулась я к девчонкам поздновато.

- Про Самохина будешь сама себе рассказывать в туалете на толчке, - Ленка не унималась.

Я стояла в прихожей с очумелыми от вспыхнувшей страсти глазами и с совершенно зацелованными губами. На ветру же у самого синего моря.

- Жень, иди посмотри, как Самохин её уделал.

В прихожую вышла Женька в ночной рубашке и внимательно на меня посмотрела.

- Да-а-а! Стиль не похож. И кто же это? – задала она самый главный вопрос.

- Держите! – я протянула коробку с пирожными. Больше я этого не повторяла, но для первого раза самой хотелось сладкого. Точнее, мне ничего не хотелось, кроме того, чтобы вернуться в Карфаген.