Она мазнула по мне взглядом, обслуживая своих покупателей и проворчала:

- Да пусть сидит, никому ведь не мешает.

Видимо, склочная старуха в чём-то успела её достать. Я с благодарностью посмотрела на торговку, протяжно печально вздохнула и вернулась к созерцанию рыночной площади.

- Мне мешает, - не унималась бабка, - пусть идёт, откель пришла!

Я снова бросила косой опасливый взгляд на тряпку в руках старухи и передвинулась на ящик поближе к столу Малетры. А то с бабки станется, отходит почём зря.

Покупатели пекарши делали свои покупки, с интересом поглядывали на меня и уходили. Назревающий спектакль с изгнанием оборванки они считали не столь увлекательным, чтобы тратить на него время. Бабка ярилась, бурча, как старый генератор, но в наступление идти не решалась: я заняла стратегически верную позицию, пересев ближе к столу Малетры, и старухе могло влететь от пекарши, начни она размахивать своей тряпицей возле чужого румяного товара.

Приглядевшись к покупательскому спросу у обеих торговок, я поняла, какая чёрная кошка между ними пробежала. Товар Малетры был ходовой. Она еле поспевала рассчитываться с клиентами и выкладывать новые порции плюшек на стол. В то время как к бабке-травнице за время моего присутствия подошли всего два человека. Зависть была налицо. Но самой Малетре старуха высказать ничего не могла, вот и срывала свою злость на мне.

- Ой, ну право слово! Оставьте вы девочку в покое, - наконец снова не выдержала пекарша бесперебойного бабкиного бухтения. - Может быть, она потерялась…

Я подобно собаке Павлова вскочила, преданно поймала взгляд Малетры и утвердительно кивнула.

- Чего смотришь? Ты потерялась? - не поняла пекарша. Я снова кивнула.

- Врёт она всё, - ядовито фыркнула травница. - Я всех детей в нашем Ксансе знаю, ни у кого такой девочки нет!

Вот тут мне уже взгрустнулось не на шутку. Барон же говорил, что те двое « прыг в коляску и уехали», а это значит, что они вполне могли быть из другого городка.

- Она, скорее всего, с этим балаганом приехала, - продолжала брызгать ядом старуха. - Посмотри на неё, сразу видно – цыганка цыганкой.

Малетра успевала слушать её, обслуживать покупателей, и жалостливо поглядывать на меня. Удивительная женщина.

- Ты от своих отбилась? - сочувственно поинтересовалась она. - Чего головой качаешь? Говорить не можешь?

Я снова утвердительно кивнула.

- Что ты то киваешь, то машешь головой? Немая, что ли? - снова кивок, и до пекарши наконец-таки дошло. – Ой, бедненькая… - жалостливо протянула она.

Со стороны старухи снова послышалось ядовито-насмешливое фырканье, будто она собственными соплями подавилась:

- Слушай её больше! Это цыганское отродье тебе сейчас лапши-то на уши навесит! Её ж специально научили, как себя вести нужно, чтобы больше подавали. И тебя, дурёху, облапошить хочет… а вот как раз доктор идёт! Сейчас-то мы тебя, маленькая дрянь, на чистую воду-то и выведем!

К прилавку с выпечкой, и правда, подходил подтянутый седоватый мужчина с тростью в руке. Вид он имел такой, что иначе, как господином, его назвать язык не поворачивался. Именно так: к прилавку подошёл высокий седовласый господин с тростью. Прямо как в романах. И глаз он своих масляных с Малетры не сводил. В прямом смысле пожирал глазами эту «сдобную булочку».

Мне так и зудело ей сказать:

«Бери, девчуля, этого дядьку, он при деньгах и в постели наверняка ещё ого-го!» - но, к счастью, я немая. И язык мой больше не враг мне.

Я с вызовом посмотрела на травницу и презрительно передёрнула плечами. Мол, проверяй, если так хочется.