— Ладно, пойдем, — пожал он плечами и распахнул дверь. Внутри было мрачно, наверное, дизайнеру казалось, что это позволит скрыть грязь… Ну кровь-то да, а паутины и слоя серой пыли на всех поверхностях это не касалось. Ресепшн — длинная деревянная и погрызенная конторка, за которой два администратора — с виду разные люди, но в братьев-близнецов их превращали огроменные мешки под глазами. Дальше некое подобие холла-столовой, в стене которого было широкое окно на кухню, занавешенное мрачными шторами.

Пары посетителей чинно восседали в креслах — мужчины курили паровозами и мучили стаканы с налитой на два пальца бурдой, не коньяк это был явно. Женщины звякали крошечными ложечками, к которым прилагались такие же крошечные чашечки и блюдца — на них обязательно едва влезало миниатюрное пирожное. Его съесть в один присест было нельзя, ибо бонне неприлично так нажираться. Хотя чем там можно было нажраться? Я таких с пять штук в рот запихнула и все еще могла скороговорку пробормотать без проблем. Правда, смотрели на меня тогда с такой завистью с соседнего столика пара бонн, что я побоялась дальше запихиваться, еще подавлюсь. Но мой путь лежал вовсе не на уютные диванчики, посыльный зашипел, мол, не зыркай по сторонам, и поскорее толкнул меня на кухню.

Производственный ад — все шипело, воняло, дымило и так далее — мы проскочили быстро и оказались возле лестницы. Из комнатушки рядом выскочила дородная дама и первым делом бросила в меня платьем.

— Быстро! — орнула она. — «Зеленая кряква» выезжает, а «Глубокая пасть» уже на пороге!

— А трудоустройство?.. — пискнула я, выныривая из-под пыльных юбок.

— Вечером! Нет времени, переодевайся! — не особо обрадовала меня дамочка и продолжила ворчать: — Ветка, дура, ушла на вольные хлеба… Захотелось славы и отпуска ей. Дура! А я уж было хотела ее на свое место прочить!..

Платье было коротким — и по местным меркам, и по моим личным. И декольтированным, рассчитанным еще и на грудь размера этак на полтора-два большего, чем моя, пришлось стягивать шнурки, чтобы ничего не выпадало. А еще к костюму прилагались высокие хлопковые чулки и тряпичные туфли-шлепки. Горничная, дракон меня побери, только заколки кружевной не хватало и пипидастра, с которым надо ходить и, изящно выгибая спину, сметать пыль со столов и тумб. Но вместо той самой махалочки для пыли в меня бросили ведром и тряпкой. И постельным серым бельем. И корзиной для грязной посуды.

— По третьему этажу комнаты, заходишь, моешь все, на чем можно сидеть, стелешь постель чистую, — проводила мне вводный экспресс-курс почтенная бонна. — Сколько сделаешь, столько сделаешь, но лучше бы весь этаж! Вот ключ. А я тебя проверю, вот сейчас свои дела закончу…

— Ага, конечно, — мотнула я головой и с энтузиазмом попрыгала наверх. Правда, силы покинули меня уже на втором пролете лестницы, жесткая корзина набила синяки, а вторая рука отваливалась от тяжести холщовой сумки с наволочками и простынями, но это же с непривычки!

На третьем этаже я выдохнула и свалила свою ношу на пол, сбегала набрать воды в крошечном закутке в конце коридора. Туалеты тут выносили в пристройку снаружи дома, а водопровод был — холодная вода тоненькой струйкой текла в металлический поддон.

Первая комната даже не напугала, ну, я и похуже видела после студенческих вечеринок. А тут вон потолок остался почти не поврежденный, только закопченный от дыма. Крошки на полу, батарея бутылок вдоль стены, подозрительные пятна на колченогом столе — я сознательно отводила взгляд и старалась не думать, что перчаток в этом мире нет, ни виниловых, ни резиновых, только вязаные варежки. Это что же, голыми руками трогать?