— Так. Упокойся! — Ротасий подлетел к ней и отцепил руки от усов. — Прекрати немедленно их выдёргивать! Лучше попытайся вернуть себе прежний облик.
— Но я не знаю, как это сделать. — В глазах защипали слёзы. — Я понятия не имею, как вообще такое получилось. Пожалуйста–пожалуйста, — взмолилась Таня, — скажите ему на вашем языке, чтобы засунул усы назад.
Ротасий тут же исполнил просьбу. Вот только на этот раз зверь не откликнулся.
"Как говорится: обратилась — так обратилась!"
12. Глава 12. Очаровываем и умиляем
Как Дранкива себя ни убеждала, что волнуется за Танию исключительно по одной причине: ей нужны записи, на душе всё равно было неспокойно. Ей казалось, урок проходил скучно, время тянулось бесконечно, она автоматически записывала под диктовку, но не вникала в смысл лекции. Воображение рисовало всякие ужасы — один страшнее другого, — что могло бы случиться с Таней на уроке трансформации и управления духом. И как только прозвенел звонок к окончанию урока, она забросила свои вещи в сумку и побежала к выходу. Вылетела из кабинета и помчалась по коридору, не оглянулась даже тогда, когда её окликнули соплеменницы.
А через какое–то время она со всех ног неслась обратно. Тани не оказалось в кабинете трансформации, учителя тоже не было, но больше всего её напугало, что, когда она поинтересовалась, где Тания, все дружно начали смеяться. Она не помнила, как добралась до её комнаты, не стала стучать, просто распахнула настежь дверь и ворвалась внутрь.
Да, Тания находилась у себя в комнате. Она ползала по полу на четвереньках и... нюхала, как заправская ищейка. У орчанки глаза полезли на лоб.
— Что ты делаешь? — изменившимся голосом поинтересовалась она.
— Никак не могу найти ножницы, — голос прозвучал глухо, потому что Таня засунула голову под кровать.
— Зачем тебе ножницы? Что ты на этот раз собралась себе стричь? — Дранкива подошла к кровати и прислушалась, как Таня шумно тянет носом воздух и почём свет ругает нерадивых уборщиц. — Ты меня пугаешь. Что происходит?
— Да всё нормально, — Танина голова показалась из–под кровати. На усах висела паутина. Дранкива вытаращила глаза. — Да–да, зрелище, наверное, ещё то, — грустно улыбнулась Таня. — Это всё мой зверь. Гад такой своенравный! Просила вырастить лапу, а он мне — усы для полной радости, — нервно подёргала правым усом, окончательно шокировав орчанку. — Слушай, ты случайно не брала мои ножницы? Всю комнату перерыла, никак не могу найти.
— Случайно брала, — созналась Дранкива. — И теперь убеждаюсь, что правильно сделала. Ты что, вот так вот запросто отрезала бы себе усы?
— А что на них смотреть? — Смешно скосила глаза и увидела паутину на своих усах, быстро стряхнула её. — Хотя вещь оказалась полезная. Я теперь чувствую запахи, точнее, всю многогранность запахов. Ты вот пахнешь терпкими травами.
Орчанка подошла к Тане и рывком подняла её с пола. Долго и пристально рассматривала её новое приобретение, а потом вдруг строго произнесла:
— Усы стричь нельзя! Зверя лишить обоняния — это последнее дело, — и вдруг заулыбалась во всю ширь своего рта. — И ты с ними такая милая.
У Тани задёргались сразу оба уса. Ей почему–то сразу вспомнились еноты–милахи с гифок из социальных сетей… из той, прежней жизни.
— Так и хочется дать тебе печеньку, — Дранкива принялась шарить у себя по карманам.
— Издеваешься? — Таня недовольно скривила губу, обиженно отводя взгляд. Но желудок дал о себе знать громким урчанием, напоминая, что остался сегодня без завтрака. Скосила глаза в сторону орчанки и потянула носом: — А что, у тебя и правда есть печеньки?