Она, не поднимая глаз, кивнула.
А я вдруг услышал очень тихое, как шелест ветерка в траве: “Её зовут Яна…”
Я на миг остолбенел. Этот голос я ни с чем бы не перепутал. Он звучал в моей голове с детства, меняя краски и подтоны. Сейчас он прозвучал как укор. И как пощёчина. И как благословение. И я не удержался. Позвал вслух, забыв, что не один:
– Дракон?!!
Глава 4
Яна
Я не знаю, почему расплакалась, стоя в роскошной ванной… да её и ванной-то назвать язык не повернётся – ванные апартаменты скорее! По площади – как четыре мои квартиры в родном мире!
Так вот, я стояла в этой ванной.
И умывала лицо. Отчаянно, почти с остервенением, стирала “суперстойкий” чтоб его макияж!
И как-то стало очень обидно! И горько! И жалко себя… И я… да, я разозлилась. Хотя не сказать, что склонна злиться. К моему стыду, в критической ситуации меня тянет расплакаться. И спрятаться за чьё-то сильное плечо. Но плеча, как правило, нет. Поэтому я загоняю слёзы поглубже и изо всех сил начинаю изображать амазонку.
Но правда в том, что это вообще не про меня!
И вот сейчас – эта вся подстава с раскрашенной магией лицом – оказалась последней каплей.
У меня резко всё сошлось – заклятие Равены, что я ощутила на лице. Реакция беременной крестьянки на меня, которой я лишь хотела помочь, а она – несмотря на своё плачевное состояние – вела себя словно я прокажённая!
И… и главное – зачем Равена это сделала?! За что?!
В этом мире так красились только… извините, проститутки! Говорящий макияж многозначительный, вроде искусства “языка веера” – как сложить веер определённым образом, чтобы это что-то значило.
Так и это… Я смотрела на потёки белого, чёрного и фиолетового на своём лице в зеркало и плескала воду в лицо с новой силой.
В местной культуре тот раскрас, что у меня был, значит, что-то вроде: “налетай кто хочет, я не привередлива, все виды услуг, недорого”…
Эти знания котоящер тоже предусмотрительно заложил мне в голову вместе с календарём местных праздников и крестьянских присказок. И надо же – пригодилось.
Но самое болезненное – вовсе не брезгливость в глазах беременной крестьянки.
А то, как посмотрел на меня светловолосый мужчина. Принц, Дракон, воин… всё вместе. А он посмотрел на меня со злостью, яростью и… разочарованием. И чем-то ещё.
Но мне и чего-то одного хватило бы, чтобы сломаться.
Потом он вроде как сменил гнев на милость и ушёл, сунув мне в руки полотенце. В ушах шумело. За стуком собственного сердца и плеском воды – я не разбирала его слов.
Тупо кивала.
Понятно он сказал нечто вроде “умойся и приходи”.
Наконец, вся убогость ушла в слив драгоценного аналога рукомойника. Это, конечно, как и всё здесь было произведением искусства. Покрытие раковины – словно белый перламутр – и когда вода, стекающая с моего лица, стала совсем прозрачной, я промокнула кожу белоснежным полотенцем, что дал мне тот разгневанный мужчина.
И мне почему-то стало немного легче.
Хоть с самого моего пробуждения… причём ещё со вчерашнего – в родном мире, на дежурстве в больнице – моё положение прогрессивно ухудшалось.
Я думала ужасно, что на меня орёт начальница, требуя отменить госпитализацию пациента? Что сломает мне карьеру, что будет скандал? Ха!
Просто смешно, что меня это могло хоть как-то задеть.
Странно, что ее крики меня вообще впечатляли и я сбега́ла из кабинета на дрожащих ногах.
Теперь я на грани утраты свободы, а то и жизни.
А эта вся история вокруг “домов для утех” – это и вовсе что-то гадкое. Ведь я, как дурочка, хранила себя до брака…Принципы были твёрдые, Анджей даже злился пару раз на мои отказы, но это был тот редкий случай, когда воля моя была феноменально твёрдой.