Я пытаюсь вслушиваться в их мимолётные диалоги и осознаю, что никогда прежде не слышала такого диалекта. Тетя моя знала множество языков. Порой к нам в гости приходили иностранцы, и она свободно изъяснялась с ними. Но этот язык я слышу впервые. Ситуация всё больше пугает меня. Единственное, что мне остаётся — это сдаться на их милость и надеяться, что они достаточно продвинутые, чтобы разыскать для меня переводчика или хотя бы передать меня местным официальным властям.

Меня приводят в место, напоминающее тренировочный или охотничий лагерь. Все постройки, за исключением сторожевой вышки, здесь возведены на скорую руку. Несколько больших палаток, летняя кухня, пара связанных из жердей сарайчиков — всё аккуратное, но какое-то примитивное. Женщин вокруг нет, только мужчины всё в тех же накидках. Меня запирают в одном из сараев и, видимо, идут докладывать главному. Вскоре он появляется и просит вывести меня наружу. На нём, к моему смятению, нет ничего, кроме повязки и закреплённых на поясе ножен. Это пугает и сбивает с толку. Собравшись с духом, я всё же поднимаю глаза на него и замечаю на его лице и плечах всю ту же золотистую чешую. Вдобавок, на открытых мускулистых плечах я вижу костяные наросты. Мне не сразу верится, что они настоящие.

— Простите, вы тут главный? — спрашиваю я осторожно. Тот смотрит на меня, нахмурившись, затем что-то говорит. Разумеется, я не могу понять, что именно. Я начинаю перебирать в голове возможные варианты: — Do you speak English? Parlez vous français? Hablas español?

Главный смотрит на меня, как на откровенную дуру. А я не знаю, что ещё предпринять. Местные переговариваются о чём-то на своём. Вид у них озадаченный. Видимо, тоже пытаются понять, что делать. Вдруг на другом конце лагеря появляется группа таких же аборигенов. Но, при виде их, остальные почему-то начинают суетиться, совсем как у меня на работе, во время проверки из министерства. Я понимаю, что, кажется, важное начальство нагрянуло. Вглядываюсь внимательно в лица приближающихся, и меня внезапно охватывает дрожь волнения. Мужчина в центре почему-то кажется мне смутно знакомым, даже каким-то родным что ли. И это странно, я ведь почти уверена, что раньше не встречала его. Он хорош собой: и лицом и фигурой, ростом даже выше остальных и такой же смуглый, мускулистый и широкоплечий. У них тут что, как в Спарте, всех толстых и некрасивых мужиков со скалы сбрасывают? Честное слово, за час примерно ни одного страшненького не видела. А это ведь даже чисто статистически невозможно. Сама себе усмехаюсь, пытаясь унять волнение в ладонях.

В присутствии мужчины остальные склоняют головы. Я не знаю, как вести себя, но тоже киваю. Он спрашивает обо мне. Эти горе-охотники, что изловили меня в лесу, кажется, сочиняют обо мне какие-то небылицы.

— Пожалуйста, отпустите меня. Я не хотела ничего плохого. Правда, — повторяю я, хотя уже знаю, что тут нет человека, способного понять меня.

Неожиданно самый главный оборачивается и смотрит так, будто знает язык, на котором я говорю. Наши взгляды пересекаются. Я вижу его необычные янтарно-жёлтые глаза, и ещё одна волна дрожи проходит по телу. Внутри появляется странное чувство. Вопреки логике и здравому смыслу меня тянет и влечёт к этому мужчине.

8. Часть 8

Не знаю, что это минутная слабость или эффект «подвесного моста», но стоит мужчине отвернуться, как наваждение тут же проходит. Я ощупываю руками пылающее лицо. И что это с вами, Ника Алексеевна? Вы будто мужиков в своей жизни не видели никогда. Тем более, был бы на самом деле хороший, а тут дикарь неотёсанный. Я тяжело вздыхаю и смотрю ему вслед. Что-то щёлкает внутри.