— Вот давай без лишнего стеснения, — сказал я, приподняв Эдфледа. Обитатели замка не в первый раз видели меня в неглиже, прекрасно зная мою настоящую природу. — Снимай сюртук.

Вот за что мне нравилась Анна, так за сообразительность. Она всегда знала, когда замолчать. И сейчас без лишних слов принялась делать то, что приказано.

— Спасибо, господин, — прохрипел конюх, морщась от боли и охая при каждом движении.

— Выздоравливай. Тебе еще учить маленькую госпожу верховой езде, — ответил я, выходя из комнаты.

«Если она когда-нибудь наберется достаточно здоровья», — добавил про себя.

— Давай я принесу еще одно одеяло. Сегодня стены продувает насквозь. И угля надо положить в грелку, — причитала кухарка, помогая Эдфледу хоть как-то облегчить боль. — Немного бурбона?

— Не трать на меня добро, — отозвался конюх.

— Ты поговори мне еще, — огрызнулась Анна. — Видел бы ты, как пришлая тебя подлатала. Точно лекарем была в своем мире.

Опять пришлая… Я мотнул головой, запрещая себя прислушиваться к разговору и идя в свою комнату. Одеться не мешало — это факт. И после зайти к дочери. Я еще не видел ее сегодня. А она всегда ждала меня, не ложилась спать, как ни заставляй. Ей нравилось слушать о том, где я был и что видел. Ведь ей долгие прогулки и путешествия недоступны и вряд ли когда-то будут.

— Пришлая, — выдохнул я, вновь вспоминая о проблеме, стоило переступить порог комнаты. Воздух был заполнен ее запахом. А пространство — следами ее присутствия.

Она что, устраивала тут обыск?

Я распахнул створки шкафа, и еще одна волна запаха ударила в ноздри. Очень странно. Я словно видел места прикосновений девицы, пока она искала подходящую одежду. Пришлось отложить несколько рубах, на которых оставался ее запах. Он откровенно раздражал.

— Проклятье, — ругнулся я, замечая следы крови на лице, руках, теле. Поспешно обтерся влажной тряпицей, сполоснул лицо и пошел к дочери.

— Она еще не спит? — спросил у няни, войдя в небольшую гостиную.

Женщина отложила шитье, хмыкнула.

— Нет, конечно. Ждет вас, ваша светлость. Едва смогла уговорить просто лечь в постель. А то так и стояла у окна.

— Опять? — спросил я недовольно. — Я же просил. Она не выдержит еще одну грудную хворь.

— Буквально минуту, ваша светлость, — Мария старалась меня успокоить. — Она была хорошо одета. Я проследила.

— Папа! — звонкий голосок запустил по телу волну тепла. — Ты пришел! — Амелия выбежала из спальни, шлепая босыми ступнями по полу. — А я тебя ждала, — сообщила она, широко улыбаясь и запрыгивая мне на руки.

— Ну, тише. Тише, — попытался успокоить дочь.

— Почему? Я же рада.

— Ты должна уже спать, — сказал я укоризненно, усаживая ее на сгиб локтя.

Малышка сморщила носик.

— Скучно. Не хочу.

— Скучно, — рассмеялся я. — Без сна ты не наберешься сил.

— А зачем они мне, если мне нельзя выходить из комнаты? А тут няня не разрешает мне бегать. М? — она обняла меня за шею и явно ждала ответа.

— Вы уж ответьте дочери, ваша светлость, — произнесла Мария.

Не только дочери не нравился мой запрет, но и няне. С упорной периодичностью она настаивала на том, чтобы я разрешил зимние прогулки. Только мой ответ был известен заранее.

— Идем в постель. А вы пока отдохните, — обратился я к женщине.

— Ну, пап, — захныкала дочь. — Я очень хочу потрогать снежок. Ну, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

— Я завтра принесу тебе целый ком, — пообещал я, склоняясь над кроватью, но Амелия не отпускала мою шею, повиснув.

— А можно я сама спущусь?

— Нет.

— На минуточку. Даже со ступеней не сойду.