– Хосе был мелким жадным подонком. Я ведь слышал его разговор с Кайманом… – Эспада передернул плечами и, в свою очередь, глотнул из фляги, – и он получил то, чего заслуживал…

– Знаю, но… он же ходил со мной почти два года. Я учил его лесу и пытался научить чести… Плохой из меня учитель!

– Это он был скверным учеником… – Родриго, передав флягу обратно, подбросил в костер несколько палок. – Никого нельзя научить чести, если он сам этого не хочет.

– А как ТЫ связался с Кайманом и его шайкой? – Мигель, задав давно мучивший его вопрос, тут же торопливо добавил: – Если не хочешь, можешь не отвечать…

– Тут нет никаких секретов. Гомес вытащил, а точнее, выкупил меня из тюрьмы в Мериде, где я сидел и ждал, когда же меня повесят за убийство… а перед тем, как сделать это, он взял с меня клятву верности. Кайман был умной сволочью…

– Убийство?…

– Это был поединок! Меня вызвали! – Эспада было резко выпрямился, но потом, махнув рукой, коротко и горько рассмеялся. – О том, что мой противник племянник губернатора, я узнал уже на суде…

– Подожди-ка…

Родриго вздрогнул от неожиданности… Индеец Куаче возник откуда-то из темноты бесшумно, как призрак, и, молча усевшись у огня, взялся за протянутую Мигелем флягу.

– В чем было дело, Хуан? – Проводник никогда не звал старшину носильщиков его индейским именем. – Я никогда такого не видел. Чтобы ты…

– Я тоже раньше такого не видел… Только слышал о таком… и почти не верил, что такое бывает. – Индеец сделал длинный глоток и, резко выдохнув, отдал флягу Мигелю. – Спрячь, Седой! Сегодня я все равно не смогу напиться…

– О чем это ты? – в словах носильщика с точки зрения Эспады не было смысла. – Чего это ты раньше не видел?

– Ты не понимаешь, Родриго… – Проводник покосился в сторону дальнего костра, от которого до них доносились негромкий гитарный перебор и женский голос, певший на непонятном языке. – Я знаю Хуана уже больше чем двадцать лет. Он касик и сын касика. Вождь в своем племени. Он не встал на колени даже перед епископом, хотя охрана грозила ему винтовками… Почему, Хуан?

– Ха! Кто такой епископ? Толстый маленький человек… простой старик в дорогой сутане… – Лицо индейца было неподвижно, хотя глаза лихорадочно блестели в свете костра. – Он говорит с богом? Ну и что? Он же не бог! Касик никогда не встает на колени перед человеком…

– Но ты же встал! – все еще ничего не понимающий Мигель почти кричал. – Я же сам видел!

– А что ты видел ДО ЭТОГО, Седой? Видел, видел… уж я-то знаю! Ха! Молодой воин тоже это видел… правда, молодой? Ты ведь тоже встал на колени, так?

– Я… я не знаю, почему так случилось, Куаче… Я не испугался, нет! Страха не было… Просто… кровь застыла в жилах и… Не знаю…

– Правильно, молодой, правильно… Это не страх! Ты просто посмотрел в глаза Белому Богу… В этих глазах нет страха – только холод и смерть… Холод и смерть…

– Ты это что, Хуан… – Мигель с ужасом смотрел на индейца, а тот, захлебываясь словами, продолжал говорить:

– Отец рассказывал мне об этом… а отцу – его отец… Белые Боги уже бывали на этой земле… Малинче, тот, который поднял тольтеков против теноча и разрушил великий Теночтитлан…

– Он говорит о Кортесе… – прошептал Родриго, – и о том, как тот завоевал Мехико…

– Хуан, я знаю, твои предки считали испанцев богами… – Мигель запнулся, и индеец тут же перебил его:

– Нет! Не теулей! [18] Теули были просто людьми… жадными… жестокими… но людьми! Малинче! Только Малинче был Белым Богом!!! Чтобы быть им, недостаточно жадности и жестокости… недостаточно смелости и безжалостности… Нужно, чтобы вместо сердца у тебя был кусок льда! Чтобы ты, глядя на человека, видел не человека, а только помощь или помеху! Чтобы тот, кто заглянет тебе в глаза, видел только холод и смерть… Холод и смерть…