Толпа снова подняла гвалт, только Генрих не отвлекался на шум и не пытался понять, чью сторону принимает мужичье. Сейчас важным была победа. Его победа!

Вскочив на ноги, князь ринулся на противника и ударом ноги пригвоздил Богдана к земле, а затем упал камнем сверху, перехватив локтем горло. Сдавил, задрав голову мужчины, потянул на себя, словно в попытке отделить от тела, и Богдан захрипел, а затем попытался руками достать врага. Не получилось. Генрих еще сильнее сдавил горло охранника.

- Пусти, – расслышал он через хрипы.

Толпа ликовала, орала, кто-то даже засвистел. Генрих не чувствовал холода, а только странную эйфорию, охватившую его от чувства своего превосходства. Да только она прошла слишком быстро, едва князь расслышал среди хрипов Богдана, слова его противника.

- Пусти…мне эта работа нужна…у меня дома детишек пятеро… - и снова попытался достать Генриха.

- Врешь, – просипел в ухо громиле молодой князь.

Богдан дернулся в руках Генриха, попытался освободиться от жесткого захвата и затих, смирившись после недолгой борьбы. Бывший волкодав отпустил противника и устало поднялся на ноги выругавшись. К нему уже спешил Лех и люди что-то кричали. Кажется, их симпатии изменились, но князю уже было не до этого. Он покосился на хозяина таверны, почувствовав, как мужчина положил свою руку ему на плечо.

- Ты доказал, – произнес пан Дыблик, а Генриху стало не по себе. Что, если Богдан говорил правду? Тогда ему такая победа и даром не нужна! Чем он только думал, а точнее – о чем! Проклятые деньги затуманили разум!

Он снова выругался.

- Я беру тебя, – произнес Лех и улыбнулся. – Вот уж не думал, что кто-то когда-нибудь уделает нашего Богдана!

- А что, у твоего охранника и правда пятеро детей? – зачем-то спросил Генрих.

- Да. Своих трое и двое брата, что умер с женой прошлой весной от лихорадки, - отмахнулся хозяин, - тогда много народу померло. Ну, да какая разница. Ты доказал, что лучший. А мне именно лучший и нужен!

- А…ааа, - зачем-то протянул Генрих, понимая, как глупо это звучит, а затем отошел от пана Дыблика и нагнулся к Богдану, который продолжал лежать на земле, смешанной со снегом, и смотрел куда-то в небо.

- Вставай, - Генрих протянул поверженному противнику руку. – Что сразу не сказал?

Богдан покосился на протянутую руку, а затем сел, отряхнулся, как огромный кот и улыбнулся.

- Не думал, что ты такой прыткий окажешься! Считал, уделаю на раз.

- Так надо впредь думать, – и Генрих улыбнулся в ответ, а Богдан принял его руку и поднялся отряхиваясь.

- Ты заслужил эту работу, - сказал чуть позже, оглядываясь на гостей таверны, что насытившись зрелищем возвращались в тепло дома. И только пан Лех стоял и смотрел на обоих мужчин, прищурив глаза.

- Такая работа мне не нужна, - отмахнулся князь. – А тебе детей кормить.

- Ты уж прости, – извинился охранник и оба посмотрели на Дыблика, который ждал их, продолжая стоять на снегу.

- Что-то я ничего не понимаю, - заявил раздраженно пан Лех, заметив, что два мужчины, еще недавно мутузившие друг друга в снегу и грязи, теперь разговаривают, словно закадычные друзья. Это ему не нравилось. Он вообще не любил то, чего не понимал. А не понимал он в этой жизни многое.

- Пойдем в таверну, - Богдан кивнул на дверь, - раз такое дело, с меня обед и постой.

Генрих покачал головой.

- Что-то мне не очень хочется оставаться здесь с ночевкой, – сказал он.

- Это решаемо, – Богдан пристально посмотрел на своего бывшего противника и снова улыбнулся.

- Эй, что вы там как истуканы стоите? – крикнул пан Дыблик, хмуря брови. – Ты Богдан, теперь свободен.