– Оставила, – тихо сказала она чистую правду, отчаянно надеясь, что Демов примет как синоним ответа на один из трех прозвучавших вопросов. И всегда веселившая фраза из «Нашей Раши» «Та-а-а, насяльника…» показалась сейчас совсем не смешной.

Глеб горестно вздохнул. Определенно, день не задался. Он, конечно, понимал, что не является ангелом во плоти, но и монстром, при виде которого все в ступор впадают – тоже. Вчера была адекватная девчонка, от отчаяния или от страха даже бойкая, смышленая. А тут как подменили. Ладно, на первый раз нужно простить.

– Деньги на новый есть? – убрав градус недовольства, спросил он.

Лина с облегчением отрицательно покачала головой.

– А на колготки с прокладками?

Девушка возмущенно захлопала глазами. Теперь от стыда начали полыхать пламенем и уши. Она едва не впала в панику. Все-таки бессонная ночь не прошла даром – соображает она отвратительно туго да еще эмоции не может контролировать. Как же ему не стыдно, пренебрегая правилами приличия, вгонять ее в краску?!

– Есть, – едва выдавила она. Но не стала уточнять, на сколько их хватит. По степени ее «уверенности», Глеб понял, что хватит ненадолго. Он потянул ящик стола, вынул оттуда четыре пятитысячные купюры и положил их на стол, подвинув к краю.

– Возьми, с зарплаты отдашь.

– Нет, спасибо, не нужно! – отчаянно замотала головой девушка.

Однако Демов был не из тех, кого нужно долго просить. Заводиться он умел с пол-оборота, и сейчас слово «нет» подействовало на него, как красная тряпка на быка.

– Я тебя не на свидание приглашаю, чтоб ты могла отказываться, – почти угрожающе произнес он. – Мне нужно, чтобы ты была на связи всегда, когда мне понадобится. А если ты еще не поняла, что мои приказы не обсуждаются, я тебя уволю.

Лина быстро схватила деньги и, поражаясь собственной наглости, выдала:

– Не уволите, по крайней мере, еще десять дней, пока я не отработаю выданный аванс. Могу идти? – ее дерзость похожа была отчаянную попытку воробьишки защититься от большого кота.

Демов впервые растерялся. С одной стороны, это явное непочтение к Великому и Ужасному, а с другой – она всколыхнула – таки его эмоции, зацементированные однообразием и рутиной.

– Иди! И больше так не делай, – хотел напоследок застращать, однако получилось совсем смешно, практически, как «ай-яй-яй, нехорошая девочка». И чтобы скрыть улыбку, невольно растянувшую его губы чуть не до ушей, он полез в нижний ящик стола.

Лина вспотела с перепугу. Черт! Второй день общения и второй день она выставляет себя полной дурой!

Девушка пулей выскочила за дверь и только сейчас выдохнула. Сердце колотилось так, будто хотело выпрыгнуть, воздуха не хватало. Она обессиленно опустилась на свое секретарское, с таким упорством отвоеванное у неудач, кресло. Хотелось плакать и смеяться одновременно. Но и то, и другое было совершенно неуместно на рабочем месте – Бог не дай Глеб выйдет! Еще одного косяка он не простит.

И еще Лина не могла понять, какой бесенок в нее вселился? Образцово-показательная дочь, зубрилка, которую недолюбливали одноклассники за то, что ее всегда приводили в пример, пай-девочка, которую не выпускали на улицу гулять со сверстниками, за две недели открыла в себе совсем другого человека. Того, который может шутить, немного наглеть и самое главное – способен отстаивать свое мнение.

Едва Лина перевела дух, как ее «соответствие занимаемой должности» снова подверглось жесткой проверке.

Небрежной походкой хозяина жизни на пороге нарисовался довольно привлекательный, уверенный в собственной неотразимости мужчина.