Реснички дрожат, румянец на щеках, боится и одновременно пытается дерзить. Смешная до умопомрачения. Медленно нажимает на циферки, сама не осознавая, что так я их ещё лучше запомню.

Ой попала ты, Катька, ой попала.

Оборачивается.

— Слушай, уйди, пожалуйста.

— У тебя не прибрано?

Подняла взгляд.

— Что? А... да! Точно! Не прибрано.

— Мне плевать, я же поесть.

— Там гора посуды.

— Да хоть гора трусов.

Что я только о её заднице-то думаю?

И? Кого ждём? Что замерла? Мы о чём говорили-то? А...

Схватил за калитку, потянул на себя. Лишь вздохнула и пошла дальше. Вот и правильно, из двух зол выбирают меня.

— Правильно, Кать. Кстати, а что ты Выкала-то?

Подошли к двери, сняла рюкзак, копается, ключ ищет.

— Рабочая привычка. Вы так лучше понимаете, что ничего вам не светит.

Рассмеялся.

— Когда ты своим ротиком холодно цедишь-то? Тебе там какие-то неуверенные в себе олигофрены попадались?

Нашла ключ.

— Ты с этим завязывай. Знаешь, по себе скажу — наоборот ещё больше заводит.

Вздрогнула. А я объясню.

— Подчинение, детка, и доминирование.

Чуть не задохнулась... ой, какие мы будто невинные.

— Господи, убирайся уже, ну.

Улыбнулся.

— Открывай уже, открывай, Катюш. Правда, есть хочется. Мы же договорились, я не трогаю — ты кормишь.

Забавно сжимает перед собой кулачки и чуть ли ножкой не топает..

Равиль, перестань смотреть туда, ну. Сейчас с ней закончишь и цепани кого-нибудь тогда, а то этот цветочек ещё обрабатывать и обрабатывать.

О, всё? Успокоилась? Вот и прекрасно. Заходим под писк сработавшего домофона.

Точно, Анькина квартира. А мебель где вся? Ну и зачем ей двушка, если живёт одна? Заглянул в зал – надувной матрас… ой, остановись, Равиль, остановись, не надо тебе думать о том, как он заманчиво проваливается при каждом движении. А, да, мы же на кухню. Посуды грязной, естественно, не оказалось.

Ничего особо и не изменилось, разве что плита новая, ту синюю бандуру я никогда, наверное, не забуду. Впрочем, в моей каморке примерно такая же – от отца ещё стоит.

Сел за стол, притянул ногу к себе.

Пролистываю список «друзей» в той самой социальной сети. Отметаю блондинок, брюнеток, шатенок. Всё не то, всё не так. Губы не те, глаза не такие, бедра некрасивые, голос не радует, душа не лежит. Да что такое-то, а!?

Снова перевожу на неё взгляд. Малышка медленно моет овощи, даже не замечая, что в шуме сильного напора воды сейчас тонет мой тяжёлый выстраданный вздох. Понятно, охотничий инстинкт играет на полную – хочется мне похоже только её. Ну быва-а-ает, скоро пройдет, проверял уже.

Так, ладно. Что там у нас по плану? Помочь, поговорить, поесть, поулыбаться и если что поцеловать. Тихонько, легонько, нежненько, в щёчку.

С...собака Баскервилей!

Катерина

Отобрала у него нож, быстро заправила салат, поставила перед его носом миску, села напротив, стараясь не рассмеяться от того, как это животное уплетает целое блюдо.

— Будешь?

Помотала головой.

— Что так?

Пожала плечами.

— Оставить? Я просто всё могу сейчас съесть.

— Ешь.

Улыбнулся, принимаясь за дело.

Закончил, показала рукой в сторону двери, отбирая посуду. Убрала в раковину, включила воду и вдруг окоченела от... внезапного порыва его горячих губ, медленно спускающихся по моей шее.

О, Господи. Словно тысяча иголок насквозь, подавила огромный ком и резко ударила локтем назад — прямо в живот.

Ойкнул, подействовало. Схватилась за шею, обернулась к нему и почти закричала.

— Убирайся. Черт возьми! Равиль, убирайся отсюда немедленно!

Он расправил плечи, улыбнулся и спокойно пошёл себе куда-то в сторону прихожей.

Господи... Господи. Хватаюсь за стену, медленно скатываясь на пол. Не могу убрать руку от шеи, которая словно горит от змеиных укусов. Желудок скручивает и отдается в голове рикошетящим гулом захлопнувшейся двери.