Курбский встрепенулся было, думая, что Царь обращается к нему. Но, заметив, что тот смотрит на тульского воеводу, вновь поник и удалился, лишь зло зыркнул на парня напоследок.

– Зачем тебе эти уставы? Только честно.

– Затыкать рот недовольным. Против тебя, Государь, они не пойдут. Как и супротив приговора Думы. А то, как всё устроить, у меня в голове есть и так. Продумал.

– Хочешь жандармов этих и терции взрастить в Туле?

– Не выйдет, – покачал головой Андрей. – У нас нет хороших коней и по-настоящему добрых доспехов для жандармов. И взять их неоткуда. Да и терции… Нет, к сожалению, Государь, мне придётся там лепить смесь ежа с ужом. Жалкую тень настоящего войска. Но и она будет во много раз лучше того, что есть.

– Терции, насколько мне ведомо, пешцы.

– Пехоты. Пешцы – это вооружённые слуги, сражающиеся пешком, пехота же – пешие воины.

– Не так важно. Ты хочешь спешить полк?

– Нет. Стрельцы прекрасно себя зарекомендовали, будучи посаженными верхом. Доезжая до места боя и спешиваясь, они превращались в грозную силу. Особенно если их должным образом вооружить и обучить. Так поступали ещё в незапамятные времена.

– Незапамятные?

– Примерно одну тысячу восемьсот – одну тысячу девятьсот лет тому назад. Это примерно шестьдесят-семьдесят поколений.

– Ого!

– Это очень старая придумка. Ей точно пользовался сам Александр Македонский, хотя, возможно, и до него её применяли.

– Добре, – после небольшой паузы произнёс Царь. – Кстати, с конями я тебе помогу. Мои люди приложат все усилия, чтобы тебе их доставили из Фризии. Так что готовь загоны. Я рассчитываю на то, что твои слова не разойдутся с делом.

– Я оправдаю твои ожидания, Государь. – произнёс Андрей, поклонившись по-японски.

– Не любишь ты спину гнуть… – усмехнулся Иоанн Васильевич.

– Подхалимство не признак верности, Государь.

– Ты думаешь?

– Сколько из тех, кто льстил твоему отцу, остались верны тебе и твоей матери? А ведь они божились. Крест целовали. Спину гнули.

У Иоанна Васильевича от этих слов похолодел взгляд. Андрей же продолжил:

– А как дошло до дела, то и мать сгубили, и над тобой глумились, и родичей твоих притесняли.

– Не тебе их судить, – очень жёстко произнёс Царь.

– Не мне. Но доверять тем, кто однажды уже предал моего Государя, я не в силах. Совесть не позволит. Прикажешь – буду с ними плечом к плечу стоять. Одно дело делать. Хоть в десны целоваться. Но не доверять…

– Я понял тебя, – уже мягче произнёс Царь. – Дело ты большое задумал. Тебе денег точно хватит?

– Не знаю, Государь, – покачал головой Андрей. – Было бы недурно, если бы для нужд полка ты позволил мне покупать корма и возить их без мыта.

– Дозволяю. Грамотку о том тебе отпишут.

– Благодарю.

– А в остальном ты уверен? – спросил, подавшись вперёд, Царь.

– Во всём, кроме сроков. Люди строптивые. Пока их обуздаешь – время пройдёт. И да, позволь в полк набирать всех охочих и верстание проводить по необходимости, а не на смотре?

– Мог бы и не спрашивать, – усмехнулся Иоанн Васильевич…

Плотник Игнат зашёл к Марфе и поклонился:

– Госпожа.

– Я рада, что ты не стал медлить и пришёл сразу же. Присаживайся. – махнула она рукой на лавку.

– Что-то случилось? – подавшись вперёд, спросил он. – Я слышал, что вы искали Федьку с его подельниками, которые дурные слова болтали. Надеюсь…

– А что ты переживаешь? Или есть в чём сознаться?

– Нет, госпожа! Что ты! – Замахал он руками. – Сам бы стервецам головы поотрывал. Их пригрели, накормили, крышу над головой дали, а они вот чего болтать вздумали! Но я их к себе хотел перетащить. Приметил – толковые в работе. Сама же знаешь – мне людей недостаёт. Многие видели, как я с ними много раз разговаривал. Вот и подумал, что они или кто иной мог меня оговорить.