Курбский покраснел. Запыхтел как паровоз. И уже хотел что-то сказать, но его перебил Сильвестр:

– А эти сапёры, они откуда?

– Османы. Успех их военных походов связан не с могуществом их воинов. Нет. Они просто собирают в единый кулак многих. Для чего уделяют очень большое внимание наведению мостов, снабжению кормами и воинскими припасами, ремонту дорог.

– А почему бы нам так не поступать? – поинтересовался Шереметьев.

– Мы живём севернее. Земля нашего Государя родит меньше кормов и в ней живёт НАМНОГО меньше людей. Мы просто останемся без людей, если станем им подражать в полной мере. Кроме того, расстояния. Османские расстояния – ничто по сравнению с нашими. Тем более что бо́льшую часть тяжёлого снабжения они могут осуществлять по морю. Нам в этом плане намного разумнее держаться тех приёмов, которые позволяют шахиншаху Тахмаспу бить всех своих врагов, то есть опираясь на значительно меньшие, но очень хорошо вооружённые и подготовленные отряды.

– Откуда ты знаешь это?! – раздражённо прорычал Курбский.

– Сулейман четыре раза подступался к Персии, выбирая моменты, когда Тахмасп был занят войной либо с внешними врагами на другом конце державы, либо боролся со строптивыми подданными, которых мутили бояре. Но Тахмасп раз за разом разбивал превосходящие силы турок. Даже если тех было в три-четыре раза больше, то есть собрать на поле боя толпу мужиков с дрекольем не поможет в ситуации, когда против тебя выступят настоящие воины.

– А у мадьяр, по-твоему, кто?

– Сброд.

– Ты говори да не заговаривайся! – рявкнул Курбский, вставая.

– А разве их ополчение упражняется воинским делом? Или они, как и наши поместные, не выживают, рыща по округе в поисках, где бы найти пропитание?

Тишина.

– Ответь.

– Почему я должен тебе отвечать?!

– Можешь не отвечать, – усмехнулся Андрей. – Так даже лучше. Помолчи и подумай над своим поведением. Шалун.

После чего демонстративно потерял к нему всякий интерес.

Секунда.

Другая.

Скрежет металла.

Курбский извлёк саблю. А его лицо оказалось красным, как помидор.

Тишина.

– Почему этот человек обнажает оружие на заседании Думы? – насмешливо спросил Андрей.

Курбский от этих слов вздрогнул. И поспешно убрал саблю в ножны. А потом, обернувшись к Царю, произнёс:

– Прости Государь. Бес попутал.

– Видишь, Андрюша, как неприятно бывает, когда твоё оружие обращают против тебя самого? – с едким лукавством спросил Царь.

– Так это?..

– Да. Сядь и успокойся.

Тот потупился и молчал вернулся на своё место. До конца заседания так и не сказав ни слова.

Тульский же воевода встретился глазами с Государем и едва заметно кивнул. Если бы тот не разрядил обстановку, намекнув, что Андрей дразнил Курбского по его приказу, то этот острый разговор мог бы закончится достаточно печально.

Почему так поступил Царь?

Чёрт его знает. Скорее всего, Курбский хоть и отличался удивительной храбростью в бою, но человеком был удивительно неприятным. Можно даже сказать – мерзким. Так или иначе, Курбский, пользуясь славой храброго и успешного воина, не раз и не два задевал других. Просто так. Чтобы покрасоваться в духе типичного польско-литовского шляхтича.

Заседание Думы продлилось ещё два часа или три. Андрей в изрядной степени потерял счёт времени. Потому что его засыпали вопросами. Большим количеством вопросов. Но так как Курбский молчал, лишь хмуро исподлобья поглядывая, остальные воздерживались от колкостей и провокаций. Так что дискуссия была в целом конструктивной. И закончилась она положительным приговором Думы.

– А тебя, Андрей, я попрошу остаться, – произнёс Иоанн Васильевич, когда все стали расходиться.