– Рад, что ты это понимаешь, – очень серьёзно произнёс Пётр.

– Остаются только уважаемые люди. Пётр Глаз умер. Я почему-то на него думал поначалу.

– Поначалу?

– Марфа сказала, что он от воеводы пришёл как-то сам не свой. Нервный. Возбуждённый. Видно, он ему что-то посулил. Начал должников своих призывать да беседовать тишком. И случилось это примерно за седмицу до моего прибытия в Тулу. Не знаю, что там воевода Петру наговорил, но он его явно под монастырь подводил.

– Или под плаху. За татьбу могли и голову снять, невзирая на заслуги. Воеводе он явно был поперёк горла.

– Или кто-то ему денег дал.

– Не обязательно денег. – усмехнулся Пётр Рябой.

– Он специально не стал спрашивать долг, пока мне не было пятнадцати лет?

– Конечно. В четырнадцать лет какой с тебя спрос?

– С воеводой он поделился?

– Деньгами, что выдали ему в зачёт твоего долга? – улыбнувшись, спросил Пётр. – Я того не ведаю, но мню – да. Очень похоже на то, что этим он тёзку моего и поманил. По правде сказать, твой долг, может, и реальный, но принял ты наследие отца слишком рано. А значит, с родичей твоих из Коломны его взыскивать бы пришлось. Сам понимаешь, с твоего деда просто так что-то вытрясти мало надежды, кроме тумака да брани. Тем более что видаков у Петра не было. А слово против слова у них равны. Так что… – развёл он руками.

– Выходит, Петру не было смысла вообще со мной связываться?

– Не знаю, – покачал головой Рябой. – Скорее всего. Если верить твоим словам, то он вообще решился с тобой связываться после разговора с воеводой. Незадолго до твоего прибытия. А так – он сидел тихо и занимался своими делами.

– Тогда кто остаётся?

Пётр Рябой пожал плечами.

– А ты уверен, что это не случайность?

– Ну… смотри – соседей рядом со мной нет. Моста через реку тут нет. Брода – нет. Дороги вдоль реки – тоже нет. По сути, всё поместье – это карман в лесном массиве.

– В чём?

– В густом большом лесу, идущем без особых разрывов. А поместье – это маленькая полянка, выходящая к реке. А вот в семи вёрстах ниже по течению есть дорога и брод. Зачем им идти сюда? Только с левого берега, – махнул рукой Андрей, – поместье и разглядишь. Или сверху, если ты птица. Ефрем сказал, что эти разбойники пришли сюда из-под Рязани. А значит, знать о поместье не могли. Вот и скажи, как такое могло произойти, чтобы эти ухари случайно на меня вышли?

– Могло, но… да…

– Причём не просто вышли, а ещё и тащили с собой купца для получения с него выкупа в Туле. Совпадение? Не думаю. Очень похоже на то, что они хотели и меня прихватить. Заодно.

Пётр помолчал.

– Не понимаю…

– И я не понимаю…

Так, обсуждая этот вопрос и гипотетические проблемы, Андрей с Петром, чуть оторвавшись вперёд, и дошли до строящейся крепости. А там…

– Твою мать! – рявкнул Андрей, подходя ближе к разъярённо шипящим друг на друга Евдокию и Марфу. – Что здесь происходит?!

– Она снова всё испортила!

– Да не умею я это делать! А ты показала бы! Нормально!

– А что не так она показала? – спросил Андрей.

– Да у себя под носом что-то пошурудила руками и всё. Готово! Дескать, повторяй. Что повторять то?!

– Ты словно младенец неразумный! Я же всё тебе показала! А ты…

– Хватит! – рявкнул Андрей и взялся за виски.

Марфа была совершенно не готова к жизни в этой эпохе. И за год проживания не смогла компенсировать упущенные четырнадцать лет жизни. Годы, которые её учили. Годы, которые она училась, наблюдая за окружающими и впитывая всё как губка.

В общем и в целом этот цирк пора было заканчивать. Потому что ничего хорошего не выходило и выйти не могло. «Хозяюшка» из Марфы получалась ничуть не лучше, чем из него самого балерина. И вряд ли в ближайшие годы это получится как-то изменить.