- Ножку давай, - велел он, преклонив колени перед девушкой. Та, засмеявшись, приподняла подол, и княжич взял в ладонь ее теплую маленькую ступню. Аккуратно, со знанием дела, надел маленькую туфлю с чуть загнутым носом, всю расшитую драгоценными камешками. - Удобно тебе? Не больно?
Диана чуть качнула головой - нет, не больно, - и рассмеялась, когда мальчишка, даже не надев штанов, усадил ее перед зеркалом и сам, осторожно и аккуратно, начал расчёсывать ее волосы.
- Почему ты делаешь все сам? - спросила Диана. Она хотела повернуться к княжичу, но тот сжал ее виски ладонями, заставив сидеть смирно, смотреть в зеркало перед собой и не вертеться.
- Потому что Ирментруды, только что выловленные из моря, как правило, ничего не умеют, - пояснил он. - Они и туфлю-то не знают, на какое место пристроить.
- А где же слуги?
- Слуги! - фыркнул княжич, распутывая щеткой волосы девушки. - Эван откусит голову любому слуге, который посмеет посмотреть на твое обнаженное тело. Он очень ревнив.
- Ревнив! А ты…
- А я - его кровь, - отрезал княжич. - Он любит меня так же, как самого себя. В роду он старший, это верно. Но род надо продолжить, и кто это сделает - не важно.
- Вы же не умеете любить самок, - неодобрительно заметила Диана. - Как же можно ревновать, но не любить?
- А как можно любить самку? - удивился княжич. - Конечно, можно испытывать привязанность, симпатию, но как можно любить того, кто бесконечно далек и сам любить не в состоянии?
В зеркале перед собой, куда она была вынуждена смотреть, Диана то и дело видела его живот. Чуть смуглая кожа, сильные рельефные мышцы, темная дорожка курчавых волос… Краснея, Диана отводила взгляд, чтобы ненароком не опустить его вниз и не рассмотреть княжича как следует. А еще ей почему-то вдруг остро захотелось погладить этого молодого наглеца, ощутить под своей ладонью его тепло и силу его мышц, и поцеловать его в этот самый смуглый живот, провести губами вниз, вдоль полоски волос… наверное, если б она так сделала, мальчишка, при всей его самоуверенной высокомерности, смутился бы, ахнул, балансируя на грани удовольствия, напрягся б до дрожи, и с жалобным полувсхлипом толкнулся бы в ее горячий рот, скользнул бы по языку, который обласкал бы чувствительную головку его члена…
«Господи, что за мысли в моей голове! - тут же укорила себя Диана, краснея и скашивая глаза в сторону, чтоб не видеть мельтешащее в зеркале отражение. Чтоб не соблазняться. - Это все вода и драконий яд, в котором он купался. Это из-за них я хочу… хочу его».
Однако, самому дракону, похоже, и в голову не приходило, что он может порождать такие мысли в голове Ирментруды.
- А служанки? - спросила Диана, кое-как справившись с бессовестными мыслями, роящимися у нее в голове. Княжич фыркнул еще насмешливее:
- Самки? - переспросил он. - Те из самок, что живут в этом доме, не расчешут тебе волосы, а вырвут их, и лицо расцарапают. И, возможно, нос откусят. Так что я бы не советовал на их половину дома ходить.
- А тебя правда… Галесвинты драли? - вспомнив окровавленную щеку княжича, осторожно спросила Диана. Тот с удивлением глянул в зеркало, встретился взглядом с девушкой - и снова инфернально, хрипло расхохотался, показывая острые блестящие драконьи клыки.
- Драконы, - проскрежетал он нечеловеческим, темным голосом, - не дерутся с самками. Старые Галесвинты, конечно, существа коварные и злобные, но далеко не глупые. Ни одна из них не справится с драконом, - хрипнул княжич, и Диана на миг увидела нечеловеческий, пугающий лик. - И все вместе - тоже. Тоже не справятся.