Куда больше это тянуло на происки врагов.
Не ошиблась.
Врагов, правда, внутри не оказалось, зато моя комната была перевернута вверх дном. На полу валялись свитки и манускрипты, сброшенные со стола, затоптанные и залитые чернилами. Даже работа по Травоведению, которую я писала несколько вечеров подряд, а магистр Кьел придирчиво возвращал ее на доработку, была порвана в клочья. Дверцы комода распахнуты, старательно сложенная одежда скомкана и разбросана. Несколько кружевных сорочек разодраны; на бабушкином пледе, мятым комом валявшемся рядом с кроватью, виден отчетливый черный след испачканного в чернилах сапога.
Судя по размеру, женского, не мужского.
Но и это еще было не все. В воздухе пылала ярко-красная надпись: «Шлюха».
- О, Великая Мать!.. Да что же это такое?! – раздался изумленный голос Берты за моей спиной. – Лиз, ты только не заходи… Стой здесь, я сейчас приведу подмогу!
Она развернулась и припустила по коридору в сторону выхода, где, устроившись на мягкой софе, читала любовный роман сегодняшняя дежурная по женскому общежитию магисса Гваендолин.
Я же, посмотрев Берте вслед и пробормотав: «Ясно!», в свою комнату все-таки зашла. Потому что мне и в самом деле все было ясно. Не только парни с цветами, но и девушки с ревностью заглянули на огонек! Их не остановили ни предупредительная надпись, ни защитные плетения, ни бабушкино заклинание, которое, конечно же, не сработало, потому что было исключительно по мужской части…
Но и это оказалось не все.
Неожиданно я застыла как громом пораженная, а мысли о мести, прерываемые голосом разума, нудно советовавшим все же дождаться Берту с обещанной подмогой в лице магиссы Гваендолин, вылетели из головы.
Потому что золоченая клетка Римса валялась на полу, полуприкрытая бабушкиным пледом. Дверца оказалась распахнутой, а мой хамелеончик исчез.
- Римс!.. – пробормотала я в полнейшем ужасе, кинувшись к клетке.
Побежала по своим свиткам и перьям, слыша, как они мнутся и ломаются под ногами, но мне было все равно…
Потому что одна часть меня отказывалась верить в то, что моему питомцу причинили вред. Но вторая, та самая, которая бережно хранила память предков – когда нас убивали, сжигали и уничтожали, избавляясь от нечистой крови и неправильного магического дара, – была готова ко всему.
К любому, даже самому коварному удару в спину.
Но мне все еще хотелось верить в чудо, поэтому я снова позвала:
- Римс, где же ты?! Иди скорее к мамочке!..
Кинулась его искать, вороша разбросанные вещи, но ни под кроватью, ни в ванной, ни среди учиненного неведомой, но злобной рукой бардака его не оказалось.
Но я знала, что убежать в коридор, воспользовавшись моментом и проскользнув в распахнутую дверь, он не мог. Римс был медлительными и трусоватым, привыкшим к любви и ласке, а вовсе не к опасности. Отец привез его мне с войны. Возвращался домой, и на границе с Ушадом подобрал маленькую раненую ящерку с покалеченной передней лапкой. Похоже, малыш-Римс потерял свою маму и братьев, которых она носила на спине…
А еще в том лесу на протяжении нескольких лет шли ожесточенные бои с Хаосом, и стоял настолько сильный магический фон, что это вызывало несомненную мутацию у всех попавших под него животных. И Римс не стал исключением – свидетельством тому были наши ментальные контакты, его способность показывать прошлое, чувствовать мое настроение и менять под него цвет.
Я его выходила – вылечила, выкормила, привязалась всем сердцем. Римс уже целых три года был со мной, и я взяла его в Талию как напоминание о счастливых временах, когда отец вернулся домой и я думала, что никто и никогда не разлучит меня с моей семьей.