— Не спорю.

Я поцеловал её ответно губы, но Дэни увернулась в последний момент. Глаза у неё теперь горели озорно, словно предвкушая какую-то забаву.

— Ты мне расскажешь, где был этой ночью?

— Нет.

— Почему?

— Тебе не понравится мой рассказ.

— Мне всё равно. Я хочу знать.

— Нет.

— Ну, пожалуйста.

— Не начинай.

Дени резко выпрямилась, села на постели. Пелена возбуждения совсем сошла с неё. Да и оцепенение прошедшей ночи совсем отпустило. Я понял, что сейчас мы поссоримся.

И сколько бы усилий я ни приложил, Дэни не успокоиться, пока я не объяснюсь. Но я не хотел ей врать, а сказать правду не мог. Момент был упущен. Сейчас любой ответ приведёт к скандалу. Ровно к тому же приведёт и отсутствие ответа. Проще говоря, прежняя Дэни вернулась во всей красе.

Сейчас она станет разгуливать по комнате, ругаться, вспоминая все мои прежние грехи любого сорта, назовёт меня тираном и абьюзером, напомнит, что только ради меня вернулась в эту мерзкую страну, переехала в эту дурацкую квартиру у чёрта на рогах, а всё потому что любила меня, верила мне, вспомнит о Ляйсан, о том, как несколько месяцев боялась выйти из дома, потому что эта чокнутая могла появиться из ниоткуда, но даже это не идёт ни в какое сравнение с тем, что я учинил этой ночью, она чуть не сошла с ума, и прочее, прочее, прочее…

— Дэни, — сказал я, подходя к ней, — я устал от ссор. Очень устал.

— Тогда, может, начнёшь вести себя по-человечески?! — вспыхнула она мгновенно.

Ровный и спокойный тон никогда не помогал в такие моменты. Не помогал и ор. Вообще ничего не помогало. Ей нужно было излиться всем тем, что она трепетно лелеяла в душе долгое время — всю боль, все обиды, все недосказанности. И даже вспоминая всё это по трёхсотому кругу, ей не становилось легче.

— Дэни, — снова сделал я попытку заговорить, — нам надо расстаться.

Она замерла напротив меня с приоткрытым ртом, не знала, что сказать.

Я впервые озвучил это сам, первым. Прежде мы расставались лишь по её инициативе, и вдруг я озвучил то, что должна сказать Дэни. Даже не сказать, она должна прокричать мне это в лицо, уйти сей же миг, хлопнуть дверью и пропасть, гордо и величественно. Но теперь этот план был разрушен.

— Ты сейчас серьёзно? — спросила Дэни почти миролюбиво.

— Да.

— Прекрасно.

Она отвернулась на миг, а затем, будто что-то вспомнив, резко вскинула подбородок:

— У тебя кто-то есть?

— Нет.

— Ты врёшь.

— Нет.

— Ты врёшь! — закричала Дэни. — Иначе бы ты не сказал такого! Значит, у тебя кто-то есть! И ты с ней был этой ночью, так?!

— Нет.

— А где ты был?!

— Уже неважно. Сейчас не об этом речь.

— Об этом! Именно об этом! Именно поэтому ты меня бросаешь — из-за какой-то своей шмары!

— Дэни …

Я попытался коснуться её, она хлестнула наотмашь рукой, попав мне по скуле, и тут же стала торопливо одеваться — хватала какие-то вещи, натягивала их на себя, схватила мой мобильный вместо своего, бросила, в запале смахнула с кресла мои брюки, отпихнула их ногой.

И всё бормотала:

— Скотина!.. Сволочь!..

Я уже не пробовал её остановить. Дэни ушла. Я не понимал, куда она могла податься, где будет ночевать, ничего не понимал. Да и не хотел. Вместо понимания или хотя бы попытки что-то понять, я просто стал методично напиваться, глуша пронзительную боль в груди оставшимся после дня рождения вином.