— Невероятно красивая лошадь, как из сказки, да?— восхитилась Вера, разглядывая ту.— И ласковая…

— Арабская лошадь. Одна из самых изящных пород,— Мирон с любовью похлопал животное по холке, вспоминая, что несколько месяцев не был у своего жеребца, содержащегося в частной конюшне.

А ведь Ахмат так привязан к нему, и столько удовольствия получают оба, когда проводят время вместе. Он вспомнил, какая у питомца шелковистая шерсть, как тот любит тыкаться мордой в его затылок, как просит задержаться, не давая пройти к выходу, когда уже пора прощаться. Как много он пропускает, будучи занят работой… А отдых – вот он, в таких простых вещах, и не нужно искать уединения в горах.

— Жеребята у этой породы очень трогательные… Как игрушки,— вдохновлённо вспомнил Мирон.— Их часто снимают в детском кино из-за характерных черт… Детям нравятся…

— Я ничего не знаю о лошадях, – смущённо повела плечом Вера, – но я от них в восторге. Это такое удивительное животное... Даже не могу представить, что их забивают на мясо...

Она передёрнулась и потёрла предплечья, покрывшиеся гусиной кожей. И лошадь тоже, будто возмущённо фыркнула.

«Какая впечатлительная и ранимая»,— подумал Мирон. Редко он сталкивался с такой непосредственной искренностью, чистотой и вдохновлённостью простыми проявлениями жизни. И сам давно не различал этих красок, которые при его обычном ритме и не разглядишь – ускользают под напором сурового бизнеса и делового цинизма. А приятно окунуться в ничем не замутнённое, не озабоченное состояние.

— Все-таки природа – это великий лекарь,— задумчиво произнёс он, вынимая колючки из запутанной гривы лошади. И улыбнулся, когда та отзывчиво потёрлась о его бедро мордой.

— И лекарь, и вдохновитель, и союзник,— охотно поддержала Вера.

— Интересное примечание,— вновь восхитился её восприятием Мирон и заметил, что к ним направляется парень с ведром.

— А давай попросим прокатиться?— прошептала Вера, чуть склонившись к его плечу.

— Уверена, что не придётся тебя спасать от борщевика?— улыбнулся он в её макушку, тоже загоревшись этой идеей.

— Мы не будем устраивать скачки и постараемся избегать особо опасные места,— клятвенно кивнула она и засмеялась.— Только вот дадут ли нам её?

Мирону во что бы то ни стало захотелось исполнить её желание. Но, пока он переваривал возникшее стремление, она первой окликнула служащего:

— Простите… Можно ли прокатиться на этой лошадке?

— Тыща час,— окинув обоих недовольным взглядом, проворчал парень.— И телефон в залог.

— У меня есть!— радостно хлопнула в ладони Вера, как ребёнок, получивший долгожданный «Чупа-чупс».— Вы же её запряжёте?

Мирон тут же потянулся к заднему карману джинсов, но вспомнил, что у него нет ни бумажника, ни наличных, только телефон, и тот лежит в автобусе. Наверное, уже и разрядился от сотни не отвеченных звонков. Стало безумно неловко перед Верой, что он не может позволить такую мелочь, и оправдываться глупо.

«Вот тебе задача: без денег и телефона ты ноль без палочки...» Он непринуждённо отвёл руку и положил ладонь на затылок. «Ну что я не договорюсь как мужик мужиком?»

— Сначала деньги,— прохрипел парень прокуренным голосом и цыкнул языком между зубами.

Вера погладила лошадь и посмотрела на часы.

— Я сейчас сбегаю за сумочкой... а то в кармане только мелочь…

— Погоди,— уверенно остановил Мирон, коснувшись её локтя.— Сейчас всё уладим…

Вера признательно кивнула и снова стала ласкать морду лошади.

Мирон лихо перелез через ограждение загона, взял парня под локоть… И спустя несколько минут вышел из загона с седлом через плечо и уздечкой в руках, гордо махая ею Вере. Та расцвела в счастливой улыбке и, сложив ладони, подпрыгнула на месте от радости, совсем как девчонка. Неизвестно, кто был сейчас довольнее: она или Мирон, который с лёгкостью уговорил конюха дать лошадь, пообещав позже прислать приличную сумму на содержание всех четырёх скакунов в конюшне, и исполнил желание Веры. В залог он оставил ключи от автобуса.