Стучат-шумят колёса, покачивается вагон. За окном беспредельная ширь во все стороны, и солнце! Родина! И словно короткие телеграфные «тире» и «точки» (забытая уже профессия Клавдии Ивановны) – пролетают посёлки, мелкие железнодорожные станции, железнодорожные переезды, порой машины, машинки, люди…

Начальник поезда, молодой, щеголеватый, в форменной одежде (так положено!), вместе с помощницей (тоже «по-фирме», тоже молодой, чётко миловидной, с «фирменной» фигурой), вагон за вагоном проходили состав. Обходили владения. Начальник легко открывал вагонные двери, привычно переступал соединительные площадки. Перешагивала и помощница. Чуть жеманничая (только для начальника!), но грациозно, в короткой юбке, в туфлях на высоких каблуках. Умильная, соблазнительная картннка. Начальник порой поддерживал её под локоток, порой хмурился, когда в тамбурах было накурено, когда пахло туалетом… Тогда хмурилась и помощница. И воздух в вагонах был разный. Где пахло духами, где… эмм… малоприятным.

Вошли в шестой вагон, шагнули… Сразу же заметили толпу сгрудившихся пассажиров возле седьмого купе… Что именно седьмое купе, начальник определил сходу, опыт, как говорится. Точно – седьмое. Что такое? Почему? Непорядок! Случилось что?! Мягко обтекая помощницу, ещё суровее нахмурив брови, начальник быстро вернулся в служебное купе проводника вагона. Тот, в возрасте уже мужичок, тоже в фирменной одежде, но не такой щеголеватой, мыл стаканы.

– Товарищ Семёнов, что у тебя там, в вагоне случилось? – начальственно спросил проводника. – Почему беспорядок?

От удивления и неожиданности, Семёнов едва стакан не выронил.

– Где, где? – испуганно выглядывая, спросил он, и тут же успокоился. – А, это… – И пояснил. – Ничего страшного, бесплатный концерт пассажиры слушают. В седьмом купе пассажир народ песнями развлекает. Весёлый попался. Бард. Артист вроде. С семьёй. Все четыре места заняты.

Начальник ему не поверил, по-крайней мере брови в том же сурово-вопросительном выражении оставил.

– Да? Ну-ка пройдём, – сурово предложил он. – Посмотрим твоего весёлого. Чего он там бардит.

Инспектирующая работу проводников и порядок в поезде в целом, комиссия, теперь уже втроём направилась к толпе. И правда, сгрудившись в проходе вокруг седьмого купе, пассажиры не просто слушали, одни подпевали, другие даже чуть пританцовывали.

Под гитарный перезвон громко звучала песня…

Начальник поезда решительно продвинулся внутрь столпившейся кучки.

– Разрешите, товарищи пассажиры, разрешите. Что тут у нас? Кто это тут у нас? – почти пробившись в купе, громко спросил он. Кстати, пробился он один. Его свита мудро «за пределами» осталась. Начальник не интересовался, начальственно спрашивал. Купе было полностью занято сидящими людьми, были и дети, двое, школьницы, (явно гордились и папой, и его игрой на гитаре, и его песнями).

– Здравствуйте, товарищи пассажиры, – начальственно поздоровался начальник, когда песня смолкла и все уставились на него: кто это? зачем песню прервал? откуда взялся? – Что у вас здесь такое? Концерт? Нарушаем. Не порядок. Больше четырёх человек в купе собираться нельзя.

Гитарист КонстантинСаныч, формируя ответ, растерянно парой аккордов брякнул, как сигнал подал, за него немедленно вступились слушатели: «Как это нельзя?» «Почему нельзя?» «Мы не нарушаем», «Мы слушаем». В вопросах звучал и вызов, и недовольство, и где-то даже угроза. Начальник оглянулся за спину, его свиты не было, он был один. Непривычная ситуация, ни помощников за спиной, ни линейного милиционера. Начальник сбавил тон.