Плюнул в янки. Харкнул злой…

Воспоминанье

В Москве нету свежей рыбы
Вот в Ницце, в Марселе, там
Повсюду жареной рыбой
Несёт с вином пополам
И там мы сидим, мадам…
Там к вечеру город целый
Становится рестораном,
О как хорошо быть белым
Writer(ом) обезумелым
Writer(ом) очень пьяным…
Толпы многотысячный гул,
И шум ото всех столов
Где каждый турист свой стул
Подвинул либо нагнул,
Откинулся, весь багров.
Объевшись морских даров…
Тебе подмигнул араб?
Разделаюсь я с арабом!
«Ты вздумал шутить с саабом?»
Араб оказался слаб
Облили его кебабом…
А после спустились к морю,
Ты туфли свои сняла
И я стоял на дозоре
Пописать ты отошла…
И очень смешной была
Молодость-сука зла.
Молодость – это горе…
Поскольку в РФ, в ночи,
Глядя в тюремную стену,
Я молча считал кирпичи…
Я больше тебя не раздену…
И не войду в ту пену,
Которая там кричит…
Там writer с певицей хмурой
Идут, пошатнувшись, парой,
Одною сплошной фигурой
А попа её – гитарой,
И он там ещё не старый
Над ними кружат амуры
В ногах их рычат котяры…

В ожидании Фифи

I
Поя… Фифи, иль не появится?
Ко мне приехать ей понравится?
Сегодня вечером, когда,
Зажжётся Сириус-звезда?
Спустившись с неба в авионе,
Переведя немного дух,
Как матерь божья на иконе
Худущая, с глазами пони,
Она в такси приедет вдруг!
Чуть заикаясь в букве «ка»,
Попросит выпить коньяка,
Поскольку оный не найдётся
Она в «мускат», в бокал вопьётся
А позже в ванную уйдёт
Где совершит переворот
Вернется уж не Матерь Божья,
А Магдалина придорожья.
Свиреп подросток молодой!
А сиськи, сходство ей с козой
Вдруг подчеркнут, и её плоть
Познаю я, прости, Господь!
Плоть козочки, кобылки-пони
И мы ускачем от погони…
Поя… Фифи, иль не появится?
Ко мне приехать ей понравится?
II
Ну и где ты, Фифи?
Я хожу и психую.
Я глотаю вино,
Прикасаюсь я к «кую»,
«Вы гражданку Фифи не видали?» —
Вопрошаю я взором оконные дали…
Она пахнет теплом,
Она домик для пчёл,
О, в неё я вошёл!
О, Шалом!
III
Ночные бабочки летают
Как чёрный тополиный пух,
Они собою запятают
(Как запятые в ней порхают!)
Всю комнату часов до двух…
А я сижу и зол и бешен,
Желавший твоего огня,
Чтоб твоих вишен и черешен
Былобы вдоволь у меня…
Что ж ты ко мне не прилетела?
Иль заикаешься с другим,
Его заманивая смело,
Преступным телом молодым..?

Ф

Действительность так фантастична!
Она по-своему мила
Вот в зоопарке (не столичном)
Ты со слоном видна была
Вот и с жирафом постояла
В твоих лиловых сапогах
Ты и фламинго обнимала
Им пах, уверен, твой пропах
Зверей «по мылу» мне прислала,
И я их долго лицезрел
Меня, скорее, удручало:
«Кто же её запечатлел?»
Хотя циничный, злой и страшный
Корявый труженик борьбы,
Привык политик рукопашный
Я мухоморы есть грибы,
Ходить под кепкою с ментами,
Порой сидеть в глухой тюрьме
И всё же я бессилен с вами
Как перед самкою саме…
ц, и мне совсем не безразлично,
Кто экзотичных сняв зверей,
Имел вас в позе неприличной
В отеле сразу у дверей…
И, не снимая аппарата,
Тобой стуча об объектив,
В тебя вонзался воровато…
Надеюсь, молод и красив…

Ф

Если девка своевольна,
Непослушна, неправа,
Ей приятно сделать больно,
Ей сдавивши шара два.
Ей, отрадно раздвигая,
Полушарья ягодиц,
Зло шептать «Ну что?», втыкая,
Самой тесной из девиц.
«Будешь слушаться?» – «Не буду!»
Заикается от злости,
«Ну, тогда подвергну блуду,
Как подстилку, как Иуду,
Словно нищенку в коросте…»
Крик: «Тебя я ненавижу!»
«Ненавидишь?» Тык в проход
«О, как я тебя унижу!
Обхвативши твой живот..!»
Девки любят униженья,
Им приятен нервов звон
Тела лёгкие мученья,
Вызывающие стон…

Над Коктебелем во сне

О, Коктебеля скромные утехи!
Холмов полынных полотно,
И обжигающие чебуреки,
И известью гашённое вино!
О, солнце раскалённое Тавриды!