Сминала и разрывала крохотные записки и цветы! Чувствуя, как по щекам текут горячие слёзы бесконечной обиды!

Так вот значит, что он устроил! Решил переиграть меня! Усмирить, пообещав долгожданную свободу! А чтобы лож показалась вкуснее, приправил её Марко!

– Смотрю, ты слегка разочарована, – появился на пороге Эккерман.

– Разочарована?! – отшвырнула остатки его писулек, чувствуя, как сильно кружится голова от растекающегося по венам адреналина. Уверена, появись передо мной, пока я в таком состоянии, медведь или стая бешеных волков, и я бы бросилась на них так же бездумно, как и сейчас на Зейна! – Да я ненавижу тебя Эккерман! – барабанила его в грудь, пыталась исцарапать надменную физиономию! – Да чтоб ты сдох урод долбанный!

– Твоими молитвами, Кошечка. Твоими молитвами, – довольно улыбнулся мужчина, перехватывая одной рукой за челюсть, а другой за затылок, впиваясь мне в губы.

Возмущённо мыча, продолжая безрезультатно избивать его по плечам и хвататься за рубашку и впиваясь в короткие волосы, я понимала, что ничегошеньки не могу сделать с его языком, облизывающим мои губы. Скользящим по тонкой, щелке, пытаясь протолкнуться внутрь.

– Урод! – выплюнула в него, когда тот наконец-то оставил меня в покое толкнув на застеленную кровать. – Большой ублюдок! Я бы убила тебя, не задумываясь, Эккерман! Придушила собственными руками!

– Да неужели?! Ну давай, попробуй! – разодрал на себе рубашку, не став отвлекаться на пуговицы. Тут же начиная избавляться от остальной одежды.

И не успела я соскочить с кровати, как он, будто броском голодного тигра, схватил меня за щиколотку, возвращая на место. Рывком содрал с меня лёгкое платье, оставляя в нижнем белье. Которое, в следующую же секунду, составило компанию лежащей на полу шелковой тряпке.

– Зачем ты так?! Чего плохого я тебе сделала?! – чуть ли плача посмотрела на этого дикаря, стараясь прикрыться.

– За тем, что ты моя, Кошечка, – самоуверенно заявил он, продавливая матрас тяжестью своего тела. – За тем, что хочу тебя, как ненормальный и никому. Слышишь? НИ-КО-МУ не позволю к тебе прикасаться, – устроился у меня между ног, играя исполосованными шрамами, напряженными мышцами.

– Отпусти меня! – продолжала трепыхаться, пытаясь оттолкнуться. Царапалась! Била! Выкручивалась! Вот только чем больше я это делала, тем сильнее он входил в азарт, чуть ли не рыча, как довольный хищник. – Я не хочу тебя, Эккерман! И никогда не захочу по собственной воле!

– И даже так, я буду единственным, с кем ты будешь спать! Запомни, как следует, Амира! Только со мной и никем больше! – держа за бедро свободной рукой, он проник в меня пальцами, рыча от нетерпения. Затем достал их и, проведя возле носа, замурчал от удовольствия, нетерпеливо пробуя на вкус. – Блядь… – его глаза закатились, мышцы напряглись, а солнечное сплетение завибрировало: – Как же долго я этого ждал. Всё это время только и думал о том, как вернусь домой и трахну тебя, моя маленькая.

– Я не твоя, Эккерман! И никогда твоей не стану! Ты можешь пользоваться моим телом, но моя душа будет принадлежать лишь мне одной! – с трудом собирала мысли в кулак, отвлекаясь от нетерпеливо покачивающего члена и строя настолько сложные предложения, пока его пальцы продолжали двигаться во мне, исполняя порочные желания моего бесстыжего организма.

Казалось, Эккерман точно знает, что в моём теле расположен какой-то специальный рубильник, превращающий меня в совершенно больную, ненормальную нимфоманку. И каждый раз пользуется этим, заставляя меня испытывать то, чего бы мне совершенно не хотелось!