Гром копыт.

– Это она.

Удинаас повернулся на спину и постарался приподнять голову.

Пронзительный крик.

Меч опустился на воина, тащившего Удинааса, и разрубил его пополам. Рука отпустила лодыжку Удинааса, и он откатился в сторону, а рядом протопали подкованные копыта.

Она сияла ослепительно белым светом. В одной руке – меч, сверкавший подобно молнии, в другой – топор с двумя лезвиями, с которых что-то капало. А конь…

Только кости, охваченные пламенем.

Громадный конь-скелет мотнул головой. Лицо женщины было скрыто ровной золотой маской. Шлем из гнутых позолоченных пластин вздымался султаном. Оружие взметнулось.

Удинаас взглянул женщине в глаза.

Он отскочил, поднялся на ноги и побежал.

Копыта зазвенели за спиной.

Дочь Рассвет. Менандор…

Впереди валялись воины, шедшие рядом с тем, что тащил Удинааса. Пламя лизало их раны, дымилась разорванная плоть. Никто не шевелился. Они снова умирают? Опять и опять. Снова умирают…

Он побежал.

А потом – удар. Острая кость ударила его в правое плечо, подкинув в воздух. Удинаас покатился по земле, колотя руками и ногами.

Возникла фигура, в грудь уперся сапог.

Она заговорила – словно зашипела тысяча змей:

– Кровь локи вивала… в теле раба. Чье сердце, смертный, ты выберешь?

Сапог давил на грудь, не позволяя ответить. Он вцепился в сапог руками.

– Пусть ответит твоя душа. Прежде чем ты умрешь.

Я выберу… то, которое всегда было во мне.

– Ответ труса.

Да.

– Осталось мгновение. Можешь передумать.

Вокруг смыкалась тьма. Он чувствовал, как рот наполняется кровью. Вивал! Я выбираю вивала!

Сапог скользнул в сторону.

Рука в перчатке потянулась к веревке, которую он повязывал вместо пояса. Пальцы сомкнулись, и Удинаас взмыл над землей, изогнувшись и свесив голову. Мир перевернулся вверх ногами. Его поднимали, пока бедра не прижались к бедрам женщины.

Тунику задрали на живот. Рука сорвала набедренную повязку. Холодные железные пальцы обхватили его.

Удинаас застонал и задергался в судорогах.

Рука отпустила, и он упал спиной на землю.

Ухода женщины он не слышал.

Не слышал вообще ничего. Кроме биения двух сердец внутри. Стук приближался и приближался.

Потом кто-то сел рядом с Удинаасом.

– Должник.

Кто-то заплатит. Он готов был рассмеяться.

Рука тронула его за плечо.

– Удинаас. Где мы?

– Не знаю. – Он повернул голову и посмотрел в испуганные глаза Пернатой Ведьмы. – Что говорят плитки?

– У меня их нет.

– Представь. Брось их в уме.

– Да что ты в этом понимаешь, Удинаас?

Он медленно сел. Боль ушла. Ни синяков, ни царапин под слоем пепла, осевшего на кожу. Удинаас одернул накидку, чтобы прикрыть пах.

– Ничего, – ответил он Пернатой Ведьме.

– Тебе не нужно гадание, – сказала она, – чтобы знать, что тут произошло.

– Нужно. – Удинаас горько улыбнулся. – Рассвет. Самая страшная для эдур Дочь. Менандор. Она была здесь.

– К летери не приходят боги тисте эдур…

– Ко мне пришла. – Удинаас отвел взгляд. – Она меня… э-э… использовала.

Пернатая Ведьма поднялась.

– В тебя попала кровь вивала. Ты отравлен видениями, должник. Это безумие. Во сне ты не таков, каким тебя видят все.

– Посмотри на тела вокруг, Пернатая Ведьма. Это она их зарезала.

– Они мертвы уже давно.

– Да, но они ходили. Посмотри на эту борозду – один из них волок меня, вот след. А вот следы копыт ее коня.

Но она, не отводя взгляда, смотрела на Удинааса.

– Это мир твоих собственных фантазий. Твой ум захвачен фальшивыми видениями.

– Брось плитки.

– Нет.

– Пернатая Ведьма, кровь вивала жива. Эта кровь связывает нас с тисте эдур.

– Невозможно. Вивалы – порождение элейнтов, отпрыски драконов, и даже драконы ими не управляют. Они из Обители, но злобной.